Нарративная мастерская
Перевернуть депрессию вверх ногами: применение творчества в процессе экстернализации и размещения вовне депрессии в беседах с девушками
В этой статье исследуется нейтрализующее влияние творчества на депрессию, а также приводится пример работы с ученицами Новозеландской высшей школы, в которой мы использовали творческие инструменты при экстернализации и сочинении истории депрессии.
»
Введение
Идея написать эту статью появилась благодаря рассказам девушек о присутствии депрессии в их жизни. Я работаю школьным психологом, и мне показалось интересным с помощью творческих нарративных инструментов исследовать вместе с ними их опыт жизни с депрессией. В этом процессе девушки смогли найти для себя другую позицию по отношению к депрессии, по-новому на неё посмотреть. Мне также стало интересно пролить свет на оказавшиеся в тени истории присутствия творчества в жизни этих девушек; я исходила из надежды, что это позволит противостоять тотализирующему влиянию депрессии, которое она иногда оказывала на их идентичность.
»
Деконструирующая позиция в разговорах о депрессии
Как терапевт, в обсуждении депрессии я выбираю придерживаться расспрашивающей позиции. И если говорить о размещении проблемы вовне, то такая позиция позволяет клиенту самому придать смысл депрессии и её проявлениям в его жизни, вместо того чтобы смотреть на неё как на набор диагностируемых симптомов.
Стоппард (1997) говорит о том, что депрессия как объект дискурсивно сконструирована в языке. Она верит, что люди ведут себя в соответствии с социальными «сценариями» депрессии, что у нас есть имплицитное понимание того, как «быть» в депрессии, и что так называемые депрессивные поведения сами по себе социально сконструированы (p.28). Рассматривая «депрессию» как сконструированную в языке и имеющую сопряжённые с ней определённые культурные смыслы, я выбираю занимать исследовательскую позицию по отношению к тому, что девушки называют «депрессией». Во многом я вижу «депрессию» как ярлык, за которым могут потеряться те смыслы, которые девушки могут придавать своему опыту.
Стоппард (2000) подчёркивает важность того, чтобы женщины могли сами рассуждать о переживании депрессии. Она опирается на предположение, что это позволяет им интерпретировать свой опыт в более уважительном и менее стигматизирующем ключе. Консультирование может стать пространством, в котором у людей появляется возможность с позиции эксперта в своей жизни говорить об опыте переживания депрессии и определять его. В работе с девушками я исследую смыслы, которыми они наделяют свой опыт жизни с депрессией, и то, как эти смыслы конструируются в ходе их повседневности. Как терапевт я заинтересована в том, чтобы не основываться на допущениях о депрессии, но задавать к ней вопросы и через них исследовать смыслы, которые придают девушки депрессии и своему пребыванию в мире.
Стоппард (1997) говорит о том, что депрессия как объект дискурсивно сконструирована в языке. Она верит, что люди ведут себя в соответствии с социальными «сценариями» депрессии, что у нас есть имплицитное понимание того, как «быть» в депрессии, и что так называемые депрессивные поведения сами по себе социально сконструированы (p.28). Рассматривая «депрессию» как сконструированную в языке и имеющую сопряжённые с ней определённые культурные смыслы, я выбираю занимать исследовательскую позицию по отношению к тому, что девушки называют «депрессией». Во многом я вижу «депрессию» как ярлык, за которым могут потеряться те смыслы, которые девушки могут придавать своему опыту.
Стоппард (2000) подчёркивает важность того, чтобы женщины могли сами рассуждать о переживании депрессии. Она опирается на предположение, что это позволяет им интерпретировать свой опыт в более уважительном и менее стигматизирующем ключе. Консультирование может стать пространством, в котором у людей появляется возможность с позиции эксперта в своей жизни говорить об опыте переживания депрессии и определять его. В работе с девушками я исследую смыслы, которыми они наделяют свой опыт жизни с депрессией, и то, как эти смыслы конструируются в ходе их повседневности. Как терапевт я заинтересована в том, чтобы не основываться на допущениях о депрессии, но задавать к ней вопросы и через них исследовать смыслы, которые придают девушки депрессии и своему пребыванию в мире.
»
Экстернализация
Обсуждая с девушками присутствие в их жизни депрессии, я вижу своей целью её экстернализация. Shona Russell и Maggie Carey (2004) предполагают, что когда проблемы экстернализированы, или когда на них удаётся посмотреть как на некое существо, а не неотъемлемую часть личности, то появляется возможность вписать их в сюжет, разместить вовне последствия и влияние этих проблем. Происходит изменение их позиционирования: от внутреннего, при котором человек определяется проблемой, к внешнему, где появляется возможность изучить тактики и влияние проблемы, а также найти поддержку у других людей в том, чтобы на это влияние и тактики как-то отвечать.
Я приглашаю девушек экстернализировать депрессию из намерения содействовать изменению их взгляда на проблему. Посредством экстернализации из внутренней (когда клиент «владеет» этой проблемой и определяется ею) проблема становится внешней (когда клиент может начать влиять на отношения между ним и проблемой, быть медиатором). И из субъекта историй о депрессии клиент становится человеком, который сам создаёт «историю» отношений между собой и проблемой, пересматривая свою идентичность по отношению к ней.
Депрессия может быть экстернализирована множеством способов, через слова и картинки. Традиционно для её описания используют метафоры цветов и погоды: блюз, серость, тёмные времена. Переживание депрессии может быть воплощено в вербальных художественных образах, таких как «проваливаться в огромную дыру» или «жить под тёмными тучами» (Stoppard 2000 p.37). Изображение такого экстернализированного образа, его визуальная репрезентация, может иногда усилить процесс экстернализации (Zimmerman & Shepherd 1993).
Я приглашаю девушек экстернализировать депрессию из намерения содействовать изменению их взгляда на проблему. Посредством экстернализации из внутренней (когда клиент «владеет» этой проблемой и определяется ею) проблема становится внешней (когда клиент может начать влиять на отношения между ним и проблемой, быть медиатором). И из субъекта историй о депрессии клиент становится человеком, который сам создаёт «историю» отношений между собой и проблемой, пересматривая свою идентичность по отношению к ней.
Депрессия может быть экстернализирована множеством способов, через слова и картинки. Традиционно для её описания используют метафоры цветов и погоды: блюз, серость, тёмные времена. Переживание депрессии может быть воплощено в вербальных художественных образах, таких как «проваливаться в огромную дыру» или «жить под тёмными тучами» (Stoppard 2000 p.37). Изображение такого экстернализированного образа, его визуальная репрезентация, может иногда усилить процесс экстернализации (Zimmerman & Shepherd 1993).
»
Сочиняя историю о депрессии — мрачный колодец
Эбони[2] посещала консультации два года. Изначально она хотела обсудить дружбу и сложности в отношениях, однако в какой-то момент на первый план вышла депрессия, выразившаяся в порезах и суицидальных мыслях. В самые тёмные времена Эбони верила, что она проклята. Она описывала борьбу в своей голове между разными Эбони: счастливой Эбони, разъярённой Эбони, креативной Эбони, умной Эбони (ей казалось, что от этой Эбони уже ничего не осталось) и депрессивной Эбони. Она чувствовала, что ей нужна депрессия, что та подпитывает её. В такие времена она очень мало заботилась о себе, у неё практически не оставалось надежды, что ей стоит получать помощь, что это сработает. Среди других наибольшей силой обладала депрессивная Эбони, и она пыталась одержать победу над остальными. В это время Эбони было очень сложно найти хоть какое-то место, свободное от депрессии, т. к. она очень сильно себя с ней идентифицировала и испытывала в ней потребность.
На одной из сессий я пригласила Эбони выступить в качестве консультанта для других девушек, столкнувшихся с депрессией (Epston & White 1992). Девушку это предложение очень заинтересовало. Она экспертно рассказывала о том, как депрессия вмешивается в её отношения с другими, как образуется «цепная реакция», когда другие понимают, что ты чувствуешь себя плохо, и это начинает влиять на них. Она рассказывала о том, как «притворялась счастливой», и как в конце концов становилась счастливее, чувствовала себя лучше. Эбони привела метафору депрессии как «колодца». Я задала ей несколько вопросов о том, как выглядит этот колодец, как она его ощущает, и через этот разговор нам удалось развернуть метафору. В конце обсуждения Эбони сказала, что почувствовала «всплеск вдохновения» во время разговора, и продолжит думать об этом в течение дня. Она была счастлива тому, что из нашего совместного исследования я создам историю.
На одной из сессий я пригласила Эбони выступить в качестве консультанта для других девушек, столкнувшихся с депрессией (Epston & White 1992). Девушку это предложение очень заинтересовало. Она экспертно рассказывала о том, как депрессия вмешивается в её отношения с другими, как образуется «цепная реакция», когда другие понимают, что ты чувствуешь себя плохо, и это начинает влиять на них. Она рассказывала о том, как «притворялась счастливой», и как в конце концов становилась счастливее, чувствовала себя лучше. Эбони привела метафору депрессии как «колодца». Я задала ей несколько вопросов о том, как выглядит этот колодец, как она его ощущает, и через этот разговор нам удалось развернуть метафору. В конце обсуждения Эбони сказала, что почувствовала «всплеск вдохновения» во время разговора, и продолжит думать об этом в течение дня. Она была счастлива тому, что из нашего совместного исследования я создам историю.
Борьба Эбони с депрессией,
в которой она опирается на то, чему научилась и узнала
в которой она опирается на то, чему научилась и узнала
После долгих лет депрессии Эбони достаточно хорошо узнала депрессию. Та стала знакомым состоянием, которое могло в себя засосать. Депрессия напоминала колодец — пугающий, тёмный и мрачный колодец, облицованный серым камнем. Когда она падала на дно, то начинало казаться, что выбраться невозможно.
Эбони поняла, что тебе нужно
просто научиться останавливать себя от падения на дно.
просто научиться останавливать себя от падения на дно.
Она также узнала, что в этом тебе могут помочь другие — и иногда даже не осознавая этого. Понимание, что со дна выбраться очень сложно, пришло с опытом. Могло быть достаточно буквально одного повода, чтобы снова туда свалиться.
Были времена, когда Эбони замечала, что сидит на краю. Она ощущала неустойчивость, покачивалась и ждала, пока один порыв ветра не лишит её баланса. Всё, что было в её силах — упасть назад, а не вперёд, спиной на траву вместо дна колодца. Пусть даже упасть на спину будет сложно и болезненно, это лучше, чем свалиться в колодец. Всё познавалось в сравнении. Если упасть на траву, найдутся люди, которые смогут подхватить её и поддержать. И этот совет она хотела бы дать себе: падай назад, вместо того чтобы падать вперёд. В конце концов станет лучше. Трава мягкая, и падать не так глубоко. Нужно просто набраться мужества, чтобы упасть на спину.
Это было сложно, потому что колодец был таким знакомым, а чтобы упасть на спину, нужно было полное доверие. В колодце было что-то слегка манящее, депрессия предлагала комфорт. Никто вокруг словно не понимал этого, но находясь в колодце, она знала, что сможет привыкнуть к одиночеству в этом холодном тёмном месте. Там было ощущение безопасности, никто не мог ей навредить. И всё же когда она поднимала голову и видела что-то красивое — птицу, бабочку, чьё-то лицо — это давало ей решимость снова выбираться наружу.
Иногда это было непросто. Как немеет тело от холодной воды в колодце, так с депрессией приходила психическая онемелость. Важно было сосредоточиться. Глядя наверх, она могла разглядеть небо и солнце, и это мотивировало её. Она понимала, что должна продолжать смотреть на что-что, что будет делать её счастливой.
Были времена, когда Эбони замечала, что сидит на краю. Она ощущала неустойчивость, покачивалась и ждала, пока один порыв ветра не лишит её баланса. Всё, что было в её силах — упасть назад, а не вперёд, спиной на траву вместо дна колодца. Пусть даже упасть на спину будет сложно и болезненно, это лучше, чем свалиться в колодец. Всё познавалось в сравнении. Если упасть на траву, найдутся люди, которые смогут подхватить её и поддержать. И этот совет она хотела бы дать себе: падай назад, вместо того чтобы падать вперёд. В конце концов станет лучше. Трава мягкая, и падать не так глубоко. Нужно просто набраться мужества, чтобы упасть на спину.
Это было сложно, потому что колодец был таким знакомым, а чтобы упасть на спину, нужно было полное доверие. В колодце было что-то слегка манящее, депрессия предлагала комфорт. Никто вокруг словно не понимал этого, но находясь в колодце, она знала, что сможет привыкнуть к одиночеству в этом холодном тёмном месте. Там было ощущение безопасности, никто не мог ей навредить. И всё же когда она поднимала голову и видела что-то красивое — птицу, бабочку, чьё-то лицо — это давало ей решимость снова выбираться наружу.
Иногда это было непросто. Как немеет тело от холодной воды в колодце, так с депрессией приходила психическая онемелость. Важно было сосредоточиться. Глядя наверх, она могла разглядеть небо и солнце, и это мотивировало её. Она понимала, что должна продолжать смотреть на что-что, что будет делать её счастливой.
Эбони знала о силе колодца, о том, что он может притягивать её к себе, обещая комфорт. Она неоднократно была там. В первый раз её туда что-то толкнуло — может быть, это была смерть матери — и со временем колодец стал безопасным и знакомым. В какой-то момент он стал таким привычным, что сложно было представить себя в каком-то приятном месте. Колодец казался гораздо безопаснее, чем мир снаружи. Эбони начала распознавать чувство, оповещающее о том, что она приближается к колодцу. Оно начиналось с боли в груди, со знакомого давящего ощущения. Маленьким дьяволёнком оно цеплялось за неё, прижимаясь к грудной клетке, не отпускало, пригибало к земле. В последнее время у неё стало получаться замечать, что колодец приближается, она могла почувствовать его. На своём опыте она училась просто держаться подальше от колодца.
Такое авторство, как когда я беру записи слов Эбони из нашего разговора и превращаю их в историю, было названо Ingram & Perlesz (2004) «ghost-writing». Эбони прочитала это, и ей понравилась такая версия истории её борьбы с депрессией. Ей было важно, что она могла узнать в ней свои слова. Она использовала метафору колодца в поэме, которую принесла на консультацию, но не хотела публиковать.
Такое авторство, как когда я беру записи слов Эбони из нашего разговора и превращаю их в историю, было названо Ingram & Perlesz (2004) «ghost-writing». Эбони прочитала это, и ей понравилась такая версия истории её борьбы с депрессией. Ей было важно, что она могла узнать в ней свои слова. Она использовала метафору колодца в поэме, которую принесла на консультацию, но не хотела публиковать.
»
Экстернализация депрессии
В работе с Эбони я искала возможности отделить «депрессию» от Эбони через язык, дать девушке возможность обрести новую точку зрения на неё. Изменение позиции произошло, когда Эбони была приглашена выступить в роли консультанта для других девушек, столкнувшихся с депрессией. Когда её пригласили назвать несколько знаний и навыков в борьбе с депрессией, проблема стала децентрированной, и знания и навыки Эбони вышли на первый план (Russell & Carey 2004).
Исследуя вместе со мной визуальную метафору, Эбони смогла создать насыщенное описание характеристик и влияний проблемы, сочинить впечатляющую историю о притяжении колодца. Рассказанная таким образом, она действительно содержала и передавала опыт Эбони. Как заметил Майкл Уайт, «истории придают жизни форму...у них есть настоящие, не выдуманные последствия — эти истории структурируют жизнь» (2004).
Когда таким творческим способом депрессия была визуализирована, Эбонии смогла «поиграть» с экстернализацией, сделать получившийся образ более насыщенным. У неё имелось знание о разных позициях, которые можно занять по отношению к колодцу: быть на дне, смотреть вверх, взбираться, сидеть на краю, лежать на траве, идти к нему, уходить от него. Так, сочиняя историю о депрессии, Эбони смогла вернуть себе часть отнятой у неё силы.
И она смогла найти для себя совет: «Не подходи к колодцу»[3]
В работе с Эбони я искала возможности отделить «депрессию» от Эбони через язык, дать девушке возможность обрести новую точку зрения на неё. Изменение позиции произошло, когда Эбони была приглашена выступить в роли консультанта для других девушек, столкнувшихся с депрессией. Когда её пригласили назвать несколько знаний и навыков в борьбе с депрессией, проблема стала децентрированной, и знания и навыки Эбони вышли на первый план (Russell & Carey 2004).
Исследуя вместе со мной визуальную метафору, Эбони смогла создать насыщенное описание характеристик и влияний проблемы, сочинить впечатляющую историю о притяжении колодца. Рассказанная таким образом, она действительно содержала и передавала опыт Эбони. Как заметил Майкл Уайт, «истории придают жизни форму...у них есть настоящие, не выдуманные последствия — эти истории структурируют жизнь» (2004).
Когда таким творческим способом депрессия была визуализирована, Эбонии смогла «поиграть» с экстернализацией, сделать получившийся образ более насыщенным. У неё имелось знание о разных позициях, которые можно занять по отношению к колодцу: быть на дне, смотреть вверх, взбираться, сидеть на краю, лежать на траве, идти к нему, уходить от него. Так, сочиняя историю о депрессии, Эбони смогла вернуть себе часть отнятой у неё силы.
И она смогла найти для себя совет: «Не подходи к колодцу»[3]
»
Альтернативный сюжет: возвращение креативности
Я заметила, что в нашем общении возникает и другая тема, а именно присутствие и проявление в жизни Эбони креативности. Это была интересная история, и она очень откликалась девушке.
Эбони уже говорила со мной о роли креативности в её жизни. Она рассказывала, как отец заметил её креативность и оборудовал для занятий отдельную комнату, как замечали креативность Эбони друзья — в её рисунках, набросках, томиках стихов. Вместе с креативностью к Эбони приходило желание жить, но когда появлялся писательский блок, жизнь начинала казаться невыносимой. Писательский блок словно действовал заодно с депрессией, тогда как креативность возвращала ей мотивацию и цель. В начале одного из наших разговоров, Эбони упомянула, что заметила, как её креативность стала возвращаться.
Я заметила, что в нашем общении возникает и другая тема, а именно присутствие и проявление в жизни Эбони креативности. Это была интересная история, и она очень откликалась девушке.
Эбони уже говорила со мной о роли креативности в её жизни. Она рассказывала, как отец заметил её креативность и оборудовал для занятий отдельную комнату, как замечали креативность Эбони друзья — в её рисунках, набросках, томиках стихов. Вместе с креативностью к Эбони приходило желание жить, но когда появлялся писательский блок, жизнь начинала казаться невыносимой. Писательский блок словно действовал заодно с депрессией, тогда как креативность возвращала ей мотивацию и цель. В начале одного из наших разговоров, Эбони упомянула, что заметила, как её креативность стала возвращаться.
Сара: Мне очень интересна креативность. Интересно — как ты думаешь, это что-то мистическое, что приходит и уходит по своей воле, или ты можешь её пробудить?
Эбони: Думаю, её можно пробудить.
Сара: Как можно её пробудить?
Эбони: С помощью книг, музыки, некоторых людей.
Эбони: Думаю, её можно пробудить.
Сара: Как можно её пробудить?
Эбони: С помощью книг, музыки, некоторых людей.
Позже мы больше говорили о том, как Эбони может намеренно пробуждать креативность. Мне также было очень интересно, как ей удалось заметить возвращение креативности. Я привожу здесь письмо, которое написала Эбони в завершение наших сессий.
Дорогая Эбони!
Похоже, мы подошли к концу нашего совместного пути. Я размышляю о том, что стало особенно важным для тебя в наших разговорах?
Мы много говорили о пребывании в школе, и как твоя школа похожа на математику — всё такое угловатое и жёсткое. Ты рассказывала, как тебе не нравится конформность. Но мы также говорили о твоём «создавании», как ты это называла. Удивишься ли ты, если я скажу, что заметила, как тебе удавалось поддерживать дух своего создавания в школе? Я замечала это в выбираемом тобою стиле, который ты вписывала в школьные рамки, в Smashing Pumpkins на твоём плеере, в твоём блокноте с записями, фотографиями и набросками, который ты носила с собой.
Каково тебе знать, что ты смогла поддерживать дух своего создавания? Кто ещё замечал, что ты смогла поддержать дух своего создавания, даже в навязываемых школой условиях конформности? Ты говорила, что для тебя очень важно поддерживать дух создавания, потому что с ним приходит желание жить. Какие идеи у тебя есть, как ты можешь поддерживать дух создавания, когда оставишь школу?
Ты также говорила о «возвращении креативности», о том, что иногда это происходит как будто само по себе загадочным образом. Какие первые признаки того, что она возвращается? В какой момент ты замечаешь, что креативность вернулась? Мне очень интересно, как креативность появляется в твоей жизни, как возвращается в неё. Каким видит креативность твоё будущее?
С наилучшими пожеланиями,
Сара
Мы много говорили о пребывании в школе, и как твоя школа похожа на математику — всё такое угловатое и жёсткое. Ты рассказывала, как тебе не нравится конформность. Но мы также говорили о твоём «создавании», как ты это называла. Удивишься ли ты, если я скажу, что заметила, как тебе удавалось поддерживать дух своего создавания в школе? Я замечала это в выбираемом тобою стиле, который ты вписывала в школьные рамки, в Smashing Pumpkins на твоём плеере, в твоём блокноте с записями, фотографиями и набросками, который ты носила с собой.
Каково тебе знать, что ты смогла поддерживать дух своего создавания? Кто ещё замечал, что ты смогла поддержать дух своего создавания, даже в навязываемых школой условиях конформности? Ты говорила, что для тебя очень важно поддерживать дух создавания, потому что с ним приходит желание жить. Какие идеи у тебя есть, как ты можешь поддерживать дух создавания, когда оставишь школу?
Ты также говорила о «возвращении креативности», о том, что иногда это происходит как будто само по себе загадочным образом. Какие первые признаки того, что она возвращается? В какой момент ты замечаешь, что креативность вернулась? Мне очень интересно, как креативность появляется в твоей жизни, как возвращается в неё. Каким видит креативность твоё будущее?
С наилучшими пожеланиями,
Сара
Тема «возвращения креативности» стала очень важной альтернативной историей по отношению к истории о жизни с депрессией. Этот альтернативный сюжет обрёл вес благодаря вопросам, которые пролили свет на качества, умения и знания Эбони (Freedman et al, 1997). Майкл Уайт (2004) предположил, что развитие альтернативных историй помогает нам найти, что откликается человеку. Этот отклик может показывать точки входа на территорию альтернативных историй, других территорий его жизни, того, что важно и ценно для него. У Эбони находил сильный отклик концепт «креативности» (или «создавания», как она это называла). Поиск способов насыщенно описывать креативность и навыки, с ней связанные, повлиял на уменьшение силы депрессии.
»
Нарисовать депрессию — история Мириам
В ходе экстернализирующих разговоров о депрессии мне иногда также помогает вовлекать девушек в рисование. Я приведу здесь короткий пример.
В ходе экстернализирующих разговоров о депрессии мне иногда также помогает вовлекать девушек в рисование. Я приведу здесь короткий пример.
Мириам пришла на консультацию в очень подавленном состоянии. У неё появились проблемы со сном, она постоянно испытывала усталость, чувствовала печаль и грусть, ей было сложно концентрироваться в классе. Приходили мысли «жизнь плоха», она «движется слишком быстро, такая короткая, что раз — и уже кончилась». Она называла это «депрессией».
Я предложила Мириам нарисовать депрессию на доске или на большом листе бумаги. На белой доске она цветными маркерами изобразила огромную дыру, в которой разместились одиночество и грусть. Я спросила, а где она на картине. Сперва Мириам нарисовала себя на дне дыры — вместе с одиночеством и грустью, и с некоторыми духовными вопросами о жизни. Затем она нарисовала себя на вершине холма; там было светлее, вещи выглядели иначе. Она обозначила это как «сияющее место». Мне стало интересно, как Мириам попала на холм. В ответ на мои вопросы Мириам нарисовала лестницу и людей, которые помогали ей подняться. Мне захотелось спросить, что помогло ей сделать первый шаг на эту лестницу. Мириам ответила, что это сделали её друзья, и мы поговорили немного больше о том, как это произошло.
Мириам также упомянула присутствие в её жизни тоски, и я предложила нарисовать и её тоже. На листе бумаги она изобразила себя, погружающуюся на дно океана. Она была на поверхности, а сейчас опускалась всё глубже. Девушка сказала, что океан — это и есть тоска. Мне стало интересно, что может Мириам сделать, чтобы придать себе сил в этом океане? В ответ на мой вопрос Мириам нарисовала ласты и кислородный баллон. Она также изобразила, как её можно освободить после того, как она окажется на поверхности — для этого потребовался вертолёт и осветительные ракеты! Мириам пририсовала себе и крылья, хотя чувствовала, что они могут не очень хорошо сработать, если намокнут.
Мириам также упомянула, что иногда оказывается на самой глубине, и там ей помогает иметь с собой фонарик. С фонариком даже на самом дне сохраняется возможность видеть. Видя других людей, она понимает, что не одна. Для Мириам фонарик стал символом мобильного телефона и возможности позвонить кому-то, когда она нуждалась в этом.
Я предложила Мириам нарисовать депрессию на доске или на большом листе бумаги. На белой доске она цветными маркерами изобразила огромную дыру, в которой разместились одиночество и грусть. Я спросила, а где она на картине. Сперва Мириам нарисовала себя на дне дыры — вместе с одиночеством и грустью, и с некоторыми духовными вопросами о жизни. Затем она нарисовала себя на вершине холма; там было светлее, вещи выглядели иначе. Она обозначила это как «сияющее место». Мне стало интересно, как Мириам попала на холм. В ответ на мои вопросы Мириам нарисовала лестницу и людей, которые помогали ей подняться. Мне захотелось спросить, что помогло ей сделать первый шаг на эту лестницу. Мириам ответила, что это сделали её друзья, и мы поговорили немного больше о том, как это произошло.
Мириам также упомянула присутствие в её жизни тоски, и я предложила нарисовать и её тоже. На листе бумаги она изобразила себя, погружающуюся на дно океана. Она была на поверхности, а сейчас опускалась всё глубже. Девушка сказала, что океан — это и есть тоска. Мне стало интересно, что может Мириам сделать, чтобы придать себе сил в этом океане? В ответ на мой вопрос Мириам нарисовала ласты и кислородный баллон. Она также изобразила, как её можно освободить после того, как она окажется на поверхности — для этого потребовался вертолёт и осветительные ракеты! Мириам пририсовала себе и крылья, хотя чувствовала, что они могут не очень хорошо сработать, если намокнут.
Мириам также упомянула, что иногда оказывается на самой глубине, и там ей помогает иметь с собой фонарик. С фонариком даже на самом дне сохраняется возможность видеть. Видя других людей, она понимает, что не одна. Для Мириам фонарик стал символом мобильного телефона и возможности позвонить кому-то, когда она нуждалась в этом.
На дальнейших сессиях Мириам описала депрессию как «разверзающуюся пропасть». И я снова предложила ей нарисовать это. Ей удалось очень конкретно, в живых деталях представить образ депрессии. Та выглядела словно омут перед ней, очень глубокий, с рябью на поверхности. Вокруг омута бушевали и разбивались рядом с Мириам волны — фиолетовые, зелёные и голубые.
У Мириам было чувство, что вода в омуте движется, волнуется, он то появляется, то скрывается из виду. Я спросила у Мириам, каково будет упасть в этот омут, и она ответила, что это может произойти в результате «отчаяния». Она сказала, что когда туда упадёт, «там не будет ничего хорошего». Это будет «серьёзное дело».
Мариам нарисовала себя лицом к омуту и надвигающемуся шторму. Я спросила, что она может сделать, чтобы придать себе сил? Девушка нарисовала зонтик, который держала в руках, и обхватывающий её вокруг талии канат, привязанный к колышку в земле неподалёку. Когда я спросила, что воплощает собой этот колышек, Мириам объяснила, что он символизирует людей, которые заботятся о ней, её друзей и семью. Поскольку на рисунке Мириам встречала шторм лицом, мне стало интересно, что она увидит, если повернётся спиной и посмотрит в другом направлении, в направлении своих друзей и семьи.
Я предложила Мириам нарисовать, что она увидит, если посмотрит в другую сторону. В ответ на новом листе бумаги Мириам нарисовала альтернативную историю, где в её жизни царил мир. Её друзья ассоциировались со спокойными временами. Она нарисовала плавно текущую реку, свои книги, музыку; в словах это воплощалось как «мир, любовь и понимание». Говоря об этом рисунке, Мириам описала, что она чувствует, как будто сидит на солнце со своими друзьями, разговаривает с ними и ни о чём не беспокоится.
Меня заинтересовало, насколько отличаются эти изображения, и стало любопытно узнать — как Мириам может дать больше места чувствам, отражённым на втором рисунке? Через нашу экстернализирующую беседу и благодаря созданным Мириам рисункам, начала проявляться альтернативная история. На дальнейших сессиях мы вместе смогли больше это исследовать, и у Мириам появилась возможность пересмотреть свои отношения с депрессией.
У Мириам было чувство, что вода в омуте движется, волнуется, он то появляется, то скрывается из виду. Я спросила у Мириам, каково будет упасть в этот омут, и она ответила, что это может произойти в результате «отчаяния». Она сказала, что когда туда упадёт, «там не будет ничего хорошего». Это будет «серьёзное дело».
Мариам нарисовала себя лицом к омуту и надвигающемуся шторму. Я спросила, что она может сделать, чтобы придать себе сил? Девушка нарисовала зонтик, который держала в руках, и обхватывающий её вокруг талии канат, привязанный к колышку в земле неподалёку. Когда я спросила, что воплощает собой этот колышек, Мириам объяснила, что он символизирует людей, которые заботятся о ней, её друзей и семью. Поскольку на рисунке Мириам встречала шторм лицом, мне стало интересно, что она увидит, если повернётся спиной и посмотрит в другом направлении, в направлении своих друзей и семьи.
Я предложила Мириам нарисовать, что она увидит, если посмотрит в другую сторону. В ответ на новом листе бумаги Мириам нарисовала альтернативную историю, где в её жизни царил мир. Её друзья ассоциировались со спокойными временами. Она нарисовала плавно текущую реку, свои книги, музыку; в словах это воплощалось как «мир, любовь и понимание». Говоря об этом рисунке, Мириам описала, что она чувствует, как будто сидит на солнце со своими друзьями, разговаривает с ними и ни о чём не беспокоится.
Меня заинтересовало, насколько отличаются эти изображения, и стало любопытно узнать — как Мириам может дать больше места чувствам, отражённым на втором рисунке? Через нашу экстернализирующую беседу и благодаря созданным Мириам рисункам, начала проявляться альтернативная история. На дальнейших сессиях мы вместе смогли больше это исследовать, и у Мириам появилась возможность пересмотреть свои отношения с депрессией.
»
Размышления
В этой статье я сосредоточилась на том, как депрессия может быть экстернализирована в беседах с молодыми женщинами. Я рассмотрела, как можно заметить и развить встречные нити альтернативных историй. Особое внимание было уделено творчеству. Во время моих бесед с Эбони, Мириам и другими молодыми женщинами я постоянно осознавала "химию" творчества в наших беседах. Вместе мы двигались в направлениях, ранее не исследованных, и смотрели на ситуацию с новой точки зрения. Таким образом, я стала свидетелем того, как творческие методы работы позволили нам открыть новые горизонты - не только для молодых женщин, но и для меня. Мы путешествуем вместе, исследуем новые территории, никогда не зная точно, где мы окажемся …
»
Примечания
[1] Автор: Sarah Penwarden - нарративный практик, член Ассоциации консультантов Новой Зеландии (MNZAC), имеет докторскую степень в области консультирования горя и поэтической терапии. Работает в Laidlaw College, в Западном Окленде.
[2] Все имена и идентифицирующие особенности клиентов изменены для их защиты. Мириам и Эбони дали мне разрешение воспроизвести их истории в деталях, при условии использования псевдонима.
[3] Идея предлагать клиентам изобразить появившуюся в разговоре метафору, нарисовать себя на картине, и затем «придать сил» себе в этом опыте пришла благодаря воркшопу по Interactive Drawing Therapy, который я посетила в 2002 году. Эта модальность была создана Russell Withers (Окленд, Новая Зеландия). Я обнаружила, что IDT может быть применима, когда клиент рисует «катастрофы» - например, на картинке он тонет, оказывается в пожаре, теряется и т. д. Тогда я могу укрепить самоощущение клиента, вместе с ним участвуя в создании рисунка, так чтобы клиент мог восстановить контакт со своими внутренними и внешними ресурсами, на которые он может опереться. В некоторых ситуациях, как это было с Мириам, клиент охотно переключается на альтернативную историю, что тоже может быть экстернализировано через рисунок.
? Smith & Nylund (1997) писали о привлечении девушек в качестве соисследователей влияний депрессии на их жизни. Они работали с клиентами таким образом, чтобы помочь им найти свои способы выйти из депрессии — например, становясь «эгоистичными» или развивая собственную уникальную духовность. Smith & Nylund концентрировались на том, чтобы с уважением относиться к силам и навыкам клиента (p.358). Я думаю, что девушкам, с которыми мы обсуждаем присутствие депрессии в их жизни, достаточно важно вербализовать, какой совет они дали бы себе сами, и восстановить контакт со своими умениями решать проблемы.
Ссылки
· Epston, D. & White, M. 1992: ‘Consulting Your Consultants: The documentation of alternative knowledges’ In Experience, contradiction, narrative & imagination: selected papers of David Epston & Michael White. Adelaide: Dulwich Centre Publications
· Freeman, J., Epston, D. & Lobovits, D. 1997: Playful approaches to serious problems: Narrative therapy with children and their families. New York: WW Norton
· Ingram, C. & Perlesz, A. 2004: The getting of wisdoms. International Journal of Narrative Therapy and Community Work, 2004, No. 2.
· Smith, C. & Nylund, D. 1997: Narrative therapies with children and adolescents. New York: Guildford Press.
· Stoppard, J. 2000: Understanding depression: Feminist social constructionist approaches. London: Routledge.
· Stoppard, J. 1997: Women’s bodies, women’s lives and depression. In Ussher, J. (ed) Body talk: The material and discursive regulation of sexuality, madness, and reproduction. London: Routledge.
· Russell, S. & Carey, M. (eds) 2004: Narrative Therapy: Responding to your questions. Adelaide: Dulwich Centre Publications.
· White, M. 2004: Exploring the neglected territories of people’s lives. Seminar presentation. Napier Family Centre 13th & 14th August 2004.
· Zimmerman, T. S. & Shepherd, S. D. 1993: Externalizing the problem of bulimia: Conversation, drawing and letter writing in group therapy. Journal of Systemic Therapies, 1993, vol 12, Spring.
· Freeman, J., Epston, D. & Lobovits, D. 1997: Playful approaches to serious problems: Narrative therapy with children and their families. New York: WW Norton
· Ingram, C. & Perlesz, A. 2004: The getting of wisdoms. International Journal of Narrative Therapy and Community Work, 2004, No. 2.
· Smith, C. & Nylund, D. 1997: Narrative therapies with children and adolescents. New York: Guildford Press.
· Stoppard, J. 2000: Understanding depression: Feminist social constructionist approaches. London: Routledge.
· Stoppard, J. 1997: Women’s bodies, women’s lives and depression. In Ussher, J. (ed) Body talk: The material and discursive regulation of sexuality, madness, and reproduction. London: Routledge.
· Russell, S. & Carey, M. (eds) 2004: Narrative Therapy: Responding to your questions. Adelaide: Dulwich Centre Publications.
· White, M. 2004: Exploring the neglected territories of people’s lives. Seminar presentation. Napier Family Centre 13th & 14th August 2004.
· Zimmerman, T. S. & Shepherd, S. D. 1993: Externalizing the problem of bulimia: Conversation, drawing and letter writing in group therapy. Journal of Systemic Therapies, 1993, vol 12, Spring.