Нарративная мастерская
История хорошей терапии
История хорошей терапии
Данила Макаров
Данила Макаров
Нарративный практик, ведущий Нарративной мастерской, интегративный терапевт.
История хорошей терапии:
INTRO
INTRO
Хочу представить на суд сообщества идеи, которые для меня стали определяющими в том, как я практикую. Они про то, что помимо предпочитаемой и проблемной истории человека, обратившегося к нарративному практику, есть также история про помощь, которую он получает. Во многом удовлетворенность «Вау, это было классно – именно то, что мне нужно!» зависит от того, как была выстроена эта история, хотя она, конечно, сопряжена с изменениями и в других нарративах.
Про эту историю мне бы хотелось поговорить и понять, насколько сообществу идеи, её образующие кажутся целесообразными и перспективными. Возможно, я что-то не замечаю, а коллеги подскажут, что туда можно добавить - подсолить, подперчить.
Про эту историю мне бы хотелось поговорить и понять, насколько сообществу идеи, её образующие кажутся целесообразными и перспективными. Возможно, я что-то не замечаю, а коллеги подскажут, что туда можно добавить - подсолить, подперчить.
История хорошей терапии:
ПЛАН
ПЛАН
1
Теория
Что такое история хорошей терапии для меня и как это связано с моим личным брендом специалиста.
2
Практика.
Карта построения
истории хорошей терапии
Карта построения
истории хорошей терапии
Это на самом деле очень личная карта, которая основана на моем видении. Если после нашей встречи вы сможете сформулировать свое представление о хорошей терапии, то легко напишите собственную карту.
3
Практика.
Демо
Демо
В небольшом демо в паре с участником лаборатории я продемонстрирую основные принципы построения истории хорошей терапии для клиента с опорой на карту.
4
Практика.
Деконструкция подводных камней
Деконструкция подводных камней
В обществе существует множество идей, которые мешают построению истории хорошей терапии, причем, как у практика, так и у клиента. Например, есть идея о том, что вообще ничего не работает кроме таблеток. Вместе с участниками лаборатории мы набросали несколько таких «вредных» идей, которые часто встречаются в нашей практике, и попробовали их деконструировать.
История хорошей терапии:
ТЕОРИЯ
ТЕОРИЯ
Философские идеи, которые помогли мне родить концепцию истории хорошей терапии:
Аутопоэзис
Аутопоэзис – свойство живых существ, в том числе человека, к самовоспроизводству с небольшими изменениями на каждом этапе.
Авторы идеи - чилийский биолог и философ Умберто Матурана и его ученик и коллега Франциско Варела. Концепция аутопоэзиса лежит в основе современного понимания генетики, но может быть применима ко многим дисциплинам. Например, в нарративной психологии можно понимать процесс развития нарратива, как структурирование опыта. Мы постоянно повторяем в голове свой опыт, но с каждым разом вносим небольшие изменения. Проговаривая нарративы, можно влиять на изменения, которые происходят в процессе повествования.
Авторы идеи - чилийский биолог и философ Умберто Матурана и его ученик и коллега Франциско Варела. Концепция аутопоэзиса лежит в основе современного понимания генетики, но может быть применима ко многим дисциплинам. Например, в нарративной психологии можно понимать процесс развития нарратива, как структурирование опыта. Мы постоянно повторяем в голове свой опыт, но с каждым разом вносим небольшие изменения. Проговаривая нарративы, можно влиять на изменения, которые происходят в процессе повествования.
Фокус на изменения
Эта идея связана для меня с ориентированным на решение подходом и с тем, как много внимания, наверное, даже не Стив де Шазер и Инсу Ким Берг, а именно Алексей Михальский, у которого я учился, уделял тому, как расспрашивать людей о изменениях, которые у них происходят до первой встречи и между встречами.
Позже на конференции у Ф. Е. Василюка я услышал доклад про Юджина Джендлина. Это американский философ-гуманист, психолог и психотерапевт, который повлиял на развитие эмбодимента и современного понимания телесного подхода.
Позже на конференции у Ф. Е. Василюка я услышал доклад про Юджина Джендлина. Это американский философ-гуманист, психолог и психотерапевт, который повлиял на развитие эмбодимента и современного понимания телесного подхода.
В своей книге «Фокусинг» Юджин пишет:
«Есть особый вид ощущений, которым является наше чувство ситуации. Они смутные, неотчетливые, их может быть трудно выразить словами, но именно эти неясные ощущения служат своеобразным камертоном. Фокусируясь на этих ощущениях, шаг за шагом пытаясь прояснить их, можно вызывать реальные изменения в состоянии человека и качестве его жизни.»
«Есть особый вид ощущений, которым является наше чувство ситуации. Они смутные, неотчетливые, их может быть трудно выразить словами, но именно эти неясные ощущения служат своеобразным камертоном. Фокусируясь на этих ощущениях, шаг за шагом пытаясь прояснить их, можно вызывать реальные изменения в состоянии человека и качестве его жизни.»
Эта идея, наложившись на мое понимание нарративное практики, ОРКТ и аутопоэзиса, навеяла очень простой для меня тезис:
Внимание человека к любым изменениям, происходящим с ним
в процессе терапии, между сессиями или прямо здесь и сейчас
способно усиливать эти изменения.
в процессе терапии, между сессиями или прямо здесь и сейчас
способно усиливать эти изменения.
Внимание
к изменениям
к изменениям
У меня есть метафора паровозика: как только мы замечаем одно изменение, оно сразу за собой вытягивает следующее. Изменения как будто по цепочке подтягиваются одно за другим. Поэтому в концепции истории хорошей терапии первый пункт – внимание к изменениям.
Причем это внимание и человека, и терапевта - мы находимся в соавторстве. В истории про хорошую терапию у нас совместное режиссёрское кресло. Но камера, которая снимает это кино, в руках у клиента. Терапевт только говорит: «Направь камеру сюда, здесь кадр клевый!»
Например, клиентка, рассказывая в биографическом интервью про свою жизнь в целом, упомянув об отце, начала улыбаться. Я задаю вопрос:
- Откуда эта улыбка? Что там?
И она начинает смеяться. Дальше идет большой нарратив, который бы не попал в ее книгу жизни, если бы я не спросил, а это было очень важное, ценное, дорогое и теплое воспоминание об отце.
Просто нарратив присутствует не только вербально.
Но очень часто за скобки нарративной практики выносится та часть повествования, которая остается непроизнесённой в словах, а выражается посредством тела, выражением лица, интонацией.
- Откуда эта улыбка? Что там?
И она начинает смеяться. Дальше идет большой нарратив, который бы не попал в ее книгу жизни, если бы я не спросил, а это было очень важное, ценное, дорогое и теплое воспоминание об отце.
Просто нарратив присутствует не только вербально.
Но очень часто за скобки нарративной практики выносится та часть повествования, которая остается непроизнесённой в словах, а выражается посредством тела, выражением лица, интонацией.
Поэтому очень важно развитие обеих зон мозга, которые отвечают за восприятие речи:
Зоны паравербалики можно развить посредством того, что я называю «наслушенностью» или наращиванием «нарративного уха». Когда вы фокусируетесь на изменениях, то учитесь ориентироваться, на какие интонации и сигналы можно обратить внимание человека, чтобы усилить происходящие изменения прямо здесь и сейчас.
Но внимание к изменениям – это одна часть истории про хорошую терапию. Есть вторая часть, которая связана с мифом.
- Центра Вáрнике в височной доле левого полушария – это чисто смысловое, текстовое восприятие информации;
- Обширных зон в правом полушарии, отвечающих за модификацию смыслов, которые звучат в словах, исходя из интонации, положения тела, вообще атмосферы ситуации – то, что называется паравербаликой.
Зоны паравербалики можно развить посредством того, что я называю «наслушенностью» или наращиванием «нарративного уха». Когда вы фокусируетесь на изменениях, то учитесь ориентироваться, на какие интонации и сигналы можно обратить внимание человека, чтобы усилить происходящие изменения прямо здесь и сейчас.
Но внимание к изменениям – это одна часть истории про хорошую терапию. Есть вторая часть, которая связана с мифом.
Миф
Я долго бился над тем, чтобы связать концепты нарратив, миф и сценарий, и в итоге пришел к подходящему, дающему довольно четкую ориентировку в языке определению: миф – это знание об устройстве мира.
В этом смысле миф может быть выражен через нарратив или через определенную схему.
Например, дерево Сефирот или китайские Инь-Янь – символы, которые отражают устройство мира, тоже являются частью мифа. Но они не являются повествованием в прямом смысле и не модифицируют смысл, а только сохраняют его.
Повествование – это именно процесс модификации и постоянного преобразования смыслов.
Миф клиента
Как я заметил, у каждого клиента свои мифы о терапии. Я собираю отзывы - раньше, когда я начинал практику, я просил отклики, сейчас они прилетают сами собой. У людей совершенно разные мнения о том, чем для них была наша работа, и представления, почему и как терапия сработала. Думаю, что классно, что я не объясняю клиентам свое понимание, ведь каждого человека ведет свое понятие о том, что ему помогает. Я только помогаю вытащить это знание каким-то образом и дальше опираться вместе с человеком на него.
Но это одна часть мифа, которая присутствует в терапии, которую несет с собой сам человек. Она про то, почему терапия работает.
Как я заметил, у каждого клиента свои мифы о терапии. Я собираю отзывы - раньше, когда я начинал практику, я просил отклики, сейчас они прилетают сами собой. У людей совершенно разные мнения о том, чем для них была наша работа, и представления, почему и как терапия сработала. Думаю, что классно, что я не объясняю клиентам свое понимание, ведь каждого человека ведет свое понятие о том, что ему помогает. Я только помогаю вытащить это знание каким-то образом и дальше опираться вместе с человеком на него.
Но это одна часть мифа, которая присутствует в терапии, которую несет с собой сам человек. Она про то, почему терапия работает.
Миф терапевта, или личный бренд
Вторую часть мифа транслирует терапевт. Этот миф рассказывает о том, как работает данный специалист. В некотором смысле здесь идет речь про личный бренд и то, как специалист позиционируется.
Ведь люди не просто так приходят к конкретному терапевту. Наверное, когда вы с коллегами описывали свои кейсы на интервизии, замечали, что у каждого терапевта свой тип клиентов. Очень часто бывает, особенно, если практика наработана, что одни люди идут к одному терапевту, а другие – к другому.
С моей точки зрения это связано с мифом, с брендом, который терапевт транслирует рассказом о себе, за который зацепляется конкретный тип людей, чье «почему» согласуется с «как» терапевта.
Вторую часть мифа транслирует терапевт. Этот миф рассказывает о том, как работает данный специалист. В некотором смысле здесь идет речь про личный бренд и то, как специалист позиционируется.
Ведь люди не просто так приходят к конкретному терапевту. Наверное, когда вы с коллегами описывали свои кейсы на интервизии, замечали, что у каждого терапевта свой тип клиентов. Очень часто бывает, особенно, если практика наработана, что одни люди идут к одному терапевту, а другие – к другому.
С моей точки зрения это связано с мифом, с брендом, который терапевт транслирует рассказом о себе, за который зацепляется конкретный тип людей, чье «почему» согласуется с «как» терапевта.
Здесь миф может работать двояким образом на эффективность терапевта, потому что к вам могут приходить люди, которые не хотят реальных изменений. Я слышал такие истории: «У меня было 5 терапевтов, никто из них ничего хорошего не сделал. Все была лажа!» У нас получилось это переписать, но я понимаю, что когда человек выбирал себе специалиста, возможно, частично он ориентировался на то, чтобы терапия не сработала. Если совсем отрешиться от безоценочного, то иногда человеку может быть полезна терапия, которую он называет бесполезной. Быть может, на самом деле он хочет, чтобы его нарратив аутопоэтизировался тем образом, который он заложит через тему несработавшей терапии. Но это уже философия.
Таким образом, можно выделить две группы мифов про терапевтов:
· Те, на который приходят клиенты, которые хотят изменений и получают их,
· Те, на который откликнутся другие люди только для того, чтобы сказать: «Фу! Хрень какая-то, ничего он не понимает!» и уйти.
Если говорить о статистических показателях эффективности психотерапии, то главная стандартная оценка – это сколько в среднем человек из десяти говорит о том, что помогло. У крутых супер-терапевтов это 8-9 человек. Если дядя Вася из универмага откроет свою психологическую лавочку, то статистически он сможет помочь 3 из 10, не имея никаких знаний вообще.
Таким образом, можно выделить две группы мифов про терапевтов:
· Те, на который приходят клиенты, которые хотят изменений и получают их,
· Те, на который откликнутся другие люди только для того, чтобы сказать: «Фу! Хрень какая-то, ничего он не понимает!» и уйти.
Если говорить о статистических показателях эффективности психотерапии, то главная стандартная оценка – это сколько в среднем человек из десяти говорит о том, что помогло. У крутых супер-терапевтов это 8-9 человек. Если дядя Вася из универмага откроет свою психологическую лавочку, то статистически он сможет помочь 3 из 10, не имея никаких знаний вообще.
Можно называть это эффектом плацебо. Человек приходит с определенными ожиданиями, и они могут быть настолько мощными, что бывает достаточно сказать:
- Здесь происходит терапия!
- Йес! - и терапия происходит.
- Здесь происходит терапия!
- Йес! - и терапия происходит.
Когда человек решает обратиться к психологу, он уже часто запускает заряженный механизм своих ожиданий. Чаще всего, слава богу, в моей практике (может быть, спасибо моему мифу!) это решение о том, что человеку нужно какое-то изменение и помощь в том, чтобы оно произошло.
Но я также сталкивался с историями про то, что «мне ничего не помогает, хочу еще раз в этом убедиться». У меня был такой клиент, после которого было сильное ощущение, что я абсолютно неэффективный и бесполезный специалист. В связи с этим я стал работать над тем, чтобы транслировать о себе определенный миф - то, что откликается тем людям, которые приходят за изменениями.
Это мой фильтр, который помогает мне встречаться с людьми, которым я могу оказать помощь. Поэтому мой личный миф:
Но я также сталкивался с историями про то, что «мне ничего не помогает, хочу еще раз в этом убедиться». У меня был такой клиент, после которого было сильное ощущение, что я абсолютно неэффективный и бесполезный специалист. В связи с этим я стал работать над тем, чтобы транслировать о себе определенный миф - то, что откликается тем людям, которые приходят за изменениями.
Это мой фильтр, который помогает мне встречаться с людьми, которым я могу оказать помощь. Поэтому мой личный миф:
«Терапия = изменение»
Более того, в моем представлении:
«Все = изменение»
Потому что в моем мире все очень процессуально и везде происходят процессы.
Лично меня ранит, когда изменений не происходит и нет признания этих изменений со стороны клиента. Мне комфортно в мифе об изменениях. Если ко мне пришел человек, который не хочет изменений, я перенаправлю его другому специалисту, и для меня это уже значит, что достаточно высока вероятность того, что изменения будут.
На самом деле почти никому не удается выскользнуть из мифологемы постоянных изменений. Человек просто пришел – он уже изменил место пребывания, разговаривает с кем-то новым – с ним уже происходят некоторые изменения. Но в мифе некоторых людей изменения – это совершенное чудо. В этом мифе должно произойти что-то абсолютно ошеломительное, чтобы изменение получило право быть признанным. Изменения местоположения, самочувствия, интонации для них недостаточно.
Мне очень близка мысль Джендлина о том, что во многом эффективность терапии зависит от способности клиента заметить малюсенькие изменения, признать их существование, и способности терапевта ему в этом помочь. На мой взгляд, хорошая терапия развивает эти способности. Терапевт в процессе практики, когда он все больше и больше соприкасается с подходом, оттачивает свой навык фокусирования внимания на изменения посредством вопросов. Например, для меня нарративная практика стала чем-то настолько внутренне важным, что я даже могу определить собственное мышление, как расспрашивание и кропотливый ответ на хорошие вопросы самому себе.
Своих клиентов я расспрашиваю про то, что изменилось, или даю домашнее задание позамечать, что будет меняться после нашей встречи, что будет удаваться, а что нет. Для меня важно, чтобы домашние задания были такими, чтобы их невозможно было не выполнить. Это хитрость, которая позволяет истории про хорошую терапию быть достаточно целостной. В ней мало факапов, когда человек видит, что ничего нового не получается найти. Возможно, стоило бы ввести конструкт самооценки или что-то такое, но я – нарративный практик, мне и без него достаточно хорошо.
Эти две главные идеи (миф и внимание к изменениям) пересекаются. В конечном итоге сама идея изменений может быть встроена в миф. Но туда может быть встроена также идея «неизменений» (их невозможности или крайне трудно-достижимости). Когда приходит человек после опыта помогающего общения с предыдущими терапевтами, которые ему не помогли, для меня важно прежде всего заняться деконструкцией тех идей, которые могут помешать построению истории о хорошей терапии, например, идеи о том, что терапия не работает. Это деконструкция, в том числе, с помощью экспериментов с замечанием тех штук, про которые человек может сказать: «Да, это работает».
С другой стороны, я не очень верю в то, что человек, которому 5 терапевтов не помогло, а он пришел к шестому, не верит в то, терапия помогает. Наверное, здесь есть большая надежда. Бывают такие проблемы, что без надежды тебя просто расплющит.
С другой стороны, иногда человек приходит просто за диагнозом или сертификатом, что он действительно очень несчастный – попробуй, у него это отними. Таким я сразу озвучиваю свой миф, то есть говорю о том, что мне не нужны люди, которым не нужен я.
Лично меня ранит, когда изменений не происходит и нет признания этих изменений со стороны клиента. Мне комфортно в мифе об изменениях. Если ко мне пришел человек, который не хочет изменений, я перенаправлю его другому специалисту, и для меня это уже значит, что достаточно высока вероятность того, что изменения будут.
На самом деле почти никому не удается выскользнуть из мифологемы постоянных изменений. Человек просто пришел – он уже изменил место пребывания, разговаривает с кем-то новым – с ним уже происходят некоторые изменения. Но в мифе некоторых людей изменения – это совершенное чудо. В этом мифе должно произойти что-то абсолютно ошеломительное, чтобы изменение получило право быть признанным. Изменения местоположения, самочувствия, интонации для них недостаточно.
Мне очень близка мысль Джендлина о том, что во многом эффективность терапии зависит от способности клиента заметить малюсенькие изменения, признать их существование, и способности терапевта ему в этом помочь. На мой взгляд, хорошая терапия развивает эти способности. Терапевт в процессе практики, когда он все больше и больше соприкасается с подходом, оттачивает свой навык фокусирования внимания на изменения посредством вопросов. Например, для меня нарративная практика стала чем-то настолько внутренне важным, что я даже могу определить собственное мышление, как расспрашивание и кропотливый ответ на хорошие вопросы самому себе.
Своих клиентов я расспрашиваю про то, что изменилось, или даю домашнее задание позамечать, что будет меняться после нашей встречи, что будет удаваться, а что нет. Для меня важно, чтобы домашние задания были такими, чтобы их невозможно было не выполнить. Это хитрость, которая позволяет истории про хорошую терапию быть достаточно целостной. В ней мало факапов, когда человек видит, что ничего нового не получается найти. Возможно, стоило бы ввести конструкт самооценки или что-то такое, но я – нарративный практик, мне и без него достаточно хорошо.
Эти две главные идеи (миф и внимание к изменениям) пересекаются. В конечном итоге сама идея изменений может быть встроена в миф. Но туда может быть встроена также идея «неизменений» (их невозможности или крайне трудно-достижимости). Когда приходит человек после опыта помогающего общения с предыдущими терапевтами, которые ему не помогли, для меня важно прежде всего заняться деконструкцией тех идей, которые могут помешать построению истории о хорошей терапии, например, идеи о том, что терапия не работает. Это деконструкция, в том числе, с помощью экспериментов с замечанием тех штук, про которые человек может сказать: «Да, это работает».
С другой стороны, я не очень верю в то, что человек, которому 5 терапевтов не помогло, а он пришел к шестому, не верит в то, терапия помогает. Наверное, здесь есть большая надежда. Бывают такие проблемы, что без надежды тебя просто расплющит.
С другой стороны, иногда человек приходит просто за диагнозом или сертификатом, что он действительно очень несчастный – попробуй, у него это отними. Таким я сразу озвучиваю свой миф, то есть говорю о том, что мне не нужны люди, которым не нужен я.
- Олеся Симонова:Почему ты решил, что ты им не нужен? Может быть, нужен. Это похоже на интерпретацию – я чувствую себя использованным из-за того, что человек пришел за удовлетворением своей потребности, которая с моим намерением не совпадает. Я, например, встречалась с такой идеей клиента: «Я плачу вам деньги и хочу за них получить то, что я хочу, а не то, что вы, как терапевт, хотите. Имею право – я заплатила!»
Это не совпадало с моим представление о терапии. И дало мне опыт, ставящий меня на другое место, нежели я обычно привыкла занимать в терапии. Мое представление о том, что может происходить на терапии, зачем люди приходят, расширилось. Можно, наверное, по-разному с этим обходиться.
Бывает, что в этом расширенном опыте есть что-то, от чего я отказываюсь. Когда я понимаю, что приходит человек, и я не хочу в этом репертуаре работать, я отказываюсь. Но мне подходит работать с тем, кто пришел сегодня получить признание, а не за изменениями. Ему важно, чтобы кто-то ему сказал, что он "в порядке", что он "хороший". Понимаю, что я могу вести беседу, высвечиывающую эти темы и дающую признание, а, быть может, не изменения. - Данила Макаров:Для меня это входит все равно в рамки изменений. ОК, человек пришел получить признание. Что будет, когда он его получит? Я бы поспрашивал, как он к этому относится, подходит ли ему то, что будет потом? Вдруг ему нужно получить признание какой-то болячки для того, чтобы произошло что-то, что ему на самом деле не подходит: «Скажите мне, что моя депрессия никогда не уйдёт, чтобы я мог с чистой совестью выкинуться в окно!». Мне это не подходит.
Когда, например, ко мне приходит клиент и говорит: «Называй меня жирным, а я буду получать от этого сексуальное удовольствие» - мне это тоже не подходит. Есть вещи, которые подходят нам, и те, которые не подходят. Мой миф – это мой фильтр клиентов, которые мне не подходят. Я не говорю, что для них не существует правильного терапевта, но это не я и это не мои клиенты. Поэтому я считаю, что классно построить миф, который будет к нам приводить именно наших клиентов.
История хорошей терапии:
ПРАКТИКА. КАРТА
ПРАКТИКА. КАРТА
Участникам были предложены экземпляры карты, чтобы ознакомиться и на примере демо-сессии посмотреть на то, как её идеи проявляются в практике.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОСТРОЕНИЯ
ИСТОРИИ ХОРОШЕЙ ТЕРАПИИ
1. Что за история тебя привела?
2. Как ты действуешь в этой истории?
3. Какие мечты, желания тебя направляют?
4. Что из того, что ты делаешь, помогает тебе
приближаться к их воплощению?
5. Как именно тебе это удается?
6. Почему это хорошая стратегия именно для тебя?
7. Что это значит для нашей работы, как мы можем
на это опереться?
8. Что наоборот не работает в твоей жизни или
мешает тебе?
9. Почему это тебе не подходит?
10. Что это значит для нашей работы, как мы можем
от этого оттолкнуться?
11. Что нужно для того, чтобы уйти от того, что
не работает?
12. Что стоит пригласить вместо этого?
13. Стоит ли здесь принять какое-то решение, чтобы зафиксировать это понимание? Если да – то какое?
14. О чем нам стоит договориться в связи с этим?
ИСТОРИИ ХОРОШЕЙ ТЕРАПИИ
1. Что за история тебя привела?
2. Как ты действуешь в этой истории?
3. Какие мечты, желания тебя направляют?
4. Что из того, что ты делаешь, помогает тебе
приближаться к их воплощению?
5. Как именно тебе это удается?
6. Почему это хорошая стратегия именно для тебя?
7. Что это значит для нашей работы, как мы можем
на это опереться?
8. Что наоборот не работает в твоей жизни или
мешает тебе?
9. Почему это тебе не подходит?
10. Что это значит для нашей работы, как мы можем
от этого оттолкнуться?
11. Что нужно для того, чтобы уйти от того, что
не работает?
12. Что стоит пригласить вместо этого?
13. Стоит ли здесь принять какое-то решение, чтобы зафиксировать это понимание? Если да – то какое?
14. О чем нам стоит договориться в связи с этим?
15. Какие простые шаги можно предпринять для того, чтобы начать в большей степени реализовывать подходящие для тебя стратегии уже в ближайшее
время? может быть сейчас, сегодня или на этой неделе…
16. Какие открываются перспективы, если следовать этому? Какие для тебя там есть хорошие возможности?
17. Почему это действительно хорошо для тебя?
18. Что бы ты рекомендовал себе в связи с этим?
19. Что или кто может тебе помочь на этом пути?
КОГДА ЕСТЬ ИЗМЕНЕНИЕ
20. Я вижу, что твоя интонация / положение тела / выражение лица изменилось, что меняется, когда ты смотришь на это так?
21. Что становится лучше видно?
22. К каким идеям это подводит тебя?
23. Что становится для тебя возможно благодаря этому?
24. Как можно укрепить это?
КОГДА ЕСТЬ ЗАМЕТНОЕ ДЛЯ КЛИЕНТА
ПРОДВИЖЕНИЕ В НУЖНУЮ СТОРОНУ
25. О чем мне стоит тебя поспрашивать, чтобы
помочь тебе двигаться дальше в этом направлении?
время? может быть сейчас, сегодня или на этой неделе…
16. Какие открываются перспективы, если следовать этому? Какие для тебя там есть хорошие возможности?
17. Почему это действительно хорошо для тебя?
18. Что бы ты рекомендовал себе в связи с этим?
19. Что или кто может тебе помочь на этом пути?
КОГДА ЕСТЬ ИЗМЕНЕНИЕ
20. Я вижу, что твоя интонация / положение тела / выражение лица изменилось, что меняется, когда ты смотришь на это так?
21. Что становится лучше видно?
22. К каким идеям это подводит тебя?
23. Что становится для тебя возможно благодаря этому?
24. Как можно укрепить это?
КОГДА ЕСТЬ ЗАМЕТНОЕ ДЛЯ КЛИЕНТА
ПРОДВИЖЕНИЕ В НУЖНУЮ СТОРОНУ
25. О чем мне стоит тебя поспрашивать, чтобы
помочь тебе двигаться дальше в этом направлении?
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОСТРОЕНИЯ
ИСТОРИИ ХОРОШЕЙ ТЕРАПИИ
1. Что за история тебя привела?
2. Как ты действуешь в этой истории?
3. Какие мечты, желания тебя направляют?
4. Что из того, что ты делаешь, помогает тебе
приближаться к их воплощению?
5. Как именно тебе это удается?
6. Почему это хорошая стратегия именно для тебя?
7. Что это значит для нашей работы, как мы можем
на это опереться?
8. Что наоборот не работает в твоей жизни или
мешает тебе?
9. Почему это тебе не подходит?
10. Что это значит для нашей работы, как мы можем
от этого оттолкнуться?
11. Что нужно для того, чтобы уйти от того, что
не работает?
12. Что стоит пригласить вместо этого?
13. Стоит ли здесь принять какое-то решение, чтобы зафиксировать это понимание? Если да – то какое?
14. О чем нам стоит договориться в связи с этим?
ИСТОРИИ ХОРОШЕЙ ТЕРАПИИ
1. Что за история тебя привела?
2. Как ты действуешь в этой истории?
3. Какие мечты, желания тебя направляют?
4. Что из того, что ты делаешь, помогает тебе
приближаться к их воплощению?
5. Как именно тебе это удается?
6. Почему это хорошая стратегия именно для тебя?
7. Что это значит для нашей работы, как мы можем
на это опереться?
8. Что наоборот не работает в твоей жизни или
мешает тебе?
9. Почему это тебе не подходит?
10. Что это значит для нашей работы, как мы можем
от этого оттолкнуться?
11. Что нужно для того, чтобы уйти от того, что
не работает?
12. Что стоит пригласить вместо этого?
13. Стоит ли здесь принять какое-то решение, чтобы зафиксировать это понимание? Если да – то какое?
14. О чем нам стоит договориться в связи с этим?
15. Какие простые шаги можно предпринять для того, чтобы начать в большей степени реализовывать подходящие для тебя стратегии уже в ближайшее
время? может быть сейчас, сегодня или на этой неделе…
16. Какие открываются перспективы, если следовать этому? Какие для тебя там есть хорошие возможности?
17. Почему это действительно хорошо для тебя?
18. Что бы ты рекомендовал себе в связи с этим?
19. Что или кто может тебе помочь на этом пути?
КОГДА ЕСТЬ ИЗМЕНЕНИЕ
20. Я вижу, что твоя интонация / положение тела / выражение лица изменилось, что меняется, когда ты смотришь на это так?
21. Что становится лучше видно?
22. К каким идеям это подводит тебя?
23. Что становится для тебя возможно благодаря этому?
24. Как можно укрепить это?
КОГДА ЕСТЬ ЗАМЕТНОЕ ДЛЯ КЛИЕНТА
ПРОДВИЖЕНИЕ В НУЖНУЮ СТОРОНУ
25. О чем мне стоит тебя поспрашивать, чтобы
помочь тебе двигаться дальше в этом направлении?
время? может быть сейчас, сегодня или на этой неделе…
16. Какие открываются перспективы, если следовать этому? Какие для тебя там есть хорошие возможности?
17. Почему это действительно хорошо для тебя?
18. Что бы ты рекомендовал себе в связи с этим?
19. Что или кто может тебе помочь на этом пути?
КОГДА ЕСТЬ ИЗМЕНЕНИЕ
20. Я вижу, что твоя интонация / положение тела / выражение лица изменилось, что меняется, когда ты смотришь на это так?
21. Что становится лучше видно?
22. К каким идеям это подводит тебя?
23. Что становится для тебя возможно благодаря этому?
24. Как можно укрепить это?
КОГДА ЕСТЬ ЗАМЕТНОЕ ДЛЯ КЛИЕНТА
ПРОДВИЖЕНИЕ В НУЖНУЮ СТОРОНУ
25. О чем мне стоит тебя поспрашивать, чтобы
помочь тебе двигаться дальше в этом направлении?
История хорошей терапии:
ПРАКТИКА. ДЕМО
ПРАКТИКА. ДЕМО
Клиентом в демо-сессии мог стать любой участник лаборатории, который хотел бы поисследовать свой случай и, может быть, что-то для себя немножечко изменить. Я предложил не выносить свою самую страшную проблему и не играть в человека, которого на самом деле здесь нет. Это уже было введением в миф.
ТЕРАПЕВТ: Привет! Подходит тебе положение, как мы сидим?
КЛИЕНТ: Привет, подходит.
ТЕРАПЕВТ: Что за история тебя привела сюда?
КЛИЕНТ: История произошла со мной сегодня, но я периодически сталкиваюсь с ней. Я работаю в школе. Сегодня у меня была профориентация, с которой у меня засада, хотя я стараюсь рассказывать интересно, даю тесты, подкрепляю все историями. Но детям все равно сложно слушать. Понимаю, что в 7 классе они совсем еще не думают про профессию. Их трудно собрать, и меня жутко это бесит. Я тусуюсь между своих ролей, потому что я как бы и педагог, и психолог. Коллеги мне навязывают идею о том, что я должна на детей кричать, потому что они так привыкли. Я могу повысить голос, громко сказать: «Хлопните в ладоши», чтобы привлечь внимание, но это не крик. Я использую все техники, которые знаю, но периодически сталкиваюсь с тем, что дети и правда только крик понимают, а я категорически не хочу так делать.
ТЕРАПЕВТ: Я услышал, что у тебя уже были случаи помогающего общения, когда тебе пытались помочь коллеги, но как будто бы эта помощь не сработала. Как ты думаешь, почему советы коллег тебе не помогают?
КЛИЕНТ: Мне нравится психологическая часть работы в школе, но реально не нравится педагогическая. Меня жутко возмущает приставка «педагог» в названии моей должности, потому что она как будто меня обязывает вести себя так, как учителя. Мне это не близко, я не хочу себя так вести. Кроме того, вокруг каждой должности есть ожидания - от должности педагога ждут дисциплину, а от должности психолога то, что он не будет действовать таким же способом, как педагог. Я не ставлю отметки.
ТЕРАПЕВТ: Правильно ли я понимаю, что люди пытались помочь тебе как педагогу, а тебе не очень хочется этого?
КЛИЕНТ: Да, я им прямо честно об этом говорю, что я не очень себя педагогом считаю.
ТЕРАПЕВТ: Мне сейчас не стоит помогать тебе как педагогу?
КЛИЕНТ: Нет.
ТЕРАПЕВТ: А бывали ли какие-то эпизоды в этой истории, когда какое-то общение было в нужную сторону, прямо: «Здорово, продолжайте, мне помогает!»
КЛИЕНТ: Наверное, не было.
ТЕРАПЕВТ: Хорошо. Если мне не нужно сейчас помогать тебе в педагогической роли, то какой твоей надежде я должен оказать поддержку?
КЛИЕНТ: Например, я профориентацию воспринимаю не совсем как урок. Для меня это все равно форма интерактива – семинара или разговора. При этом мне кажется, что у детей все немножко сложнее устроено, чем у взрослых. Им трудно себя контролировать, и их много. На самом деле мне нравится, как проходят даже очень шумные уроки, потому что я вижу, что дети заинтересованы, они спрашивают, кричат с места периодически. Но мне не всегда удается это нормально регламентировать, потому что у меня есть минимальный набор техник, чтобы их остановить, переключить, и я понимаю, что несколько раз одно и то же работать не будет. Мне просто не хватает запаса этих уловок.
ТЕРАПЕВТ: Почему, когда ты говоришь о том, что это шумно, то начинаешь улыбаться?
КЛИЕНТ: Это мое представление, какими должны быть уроки.
ТЕРАПЕВТ: А какими они должны быть?
КЛИЕНТ: Они должны быть тихими - я слышу это на планерках с учителями, где нам все время рассказывают, что мы должны следить за дисциплиной. Я всегда в ужасе сижу и не понимаю, это относится ко мне или нет, потому что есть приставочка «педагог». Я тоже должна делать детям замечания, что они бегают и шумят?
ТЕРАПЕВТ: А кем ты себя чувствуешь, когда урок такой, каким он должен быть, когда он веселый, шумный?
КЛИЕНТ: На самом деле я так тоже могу чувствовать себя педагогом, но другим – современным. Мне нормально в такой позиции, больше контакта и меньше скованности.
ТЕРАПЕВТ: Если мы двинемся немножко в сторону, чтобы у тебя было больше возможности побыть таким современным педагогом, будет ли это хорошим направлением?
КЛИЕНТ: Да. У меня только есть тревога про то, как это воспримут коллеги. Я не всегда одна веду уроки. Иногда к нам приходят другие учителя. Когда я одна, я веду уроки так, как мне хочется, и мне комфортно. Если при этом есть кто-то, я сомневаюсь, что мой стиль подходит.
ТЕРАПЕВТ: Я могу сейчас тебя порасспрашивать о том, когда получается быть современным педагогом, или о чем было изменение тона голоса, когда ты сказала, что не всегда одна на уроках? Там как будто бы слышалось что-то… не очень приятное.
КЛИЕНТ: Изменение тона было про границы, которые очень сложно держать, и я их держу, насколько могу. Мне кажется, это не в ту сторону.
ТЕРАПЕВТ: То есть твоему современному педагогу не нужно как будто бы границы держать?
КЛИЕНТ: Нет.
ТЕРАПЕВТ: Тогда о чем мне тебя поспрашивать?
КЛИЕНТ: Про другую позицию.
ТЕРАПЕВТ: Расскажи мне тогда об этом современном педагоге – откуда ты вообще о нем узнала?
КЛИЕНТ: Я не знаю.
ТЕРАПЕВТ: Но это представление как-то появилось у тебя?
КЛИЕНТ: Мне кажется, из каких-то фильмов, но конкретно не могу сказать. Это про небольшую разницу в возрасте, про понимание и контакт, про посмеяться и поиграть вместе. Плюс разница в позициях учителя и ребенка не такая, как у традиционных преподавателей, где есть директивность, ученик по определению ниже, должен подчиняться и пр. Больше значимость общения, взаимодействия, но при этом есть взаимное уважение, в обе стороны.
ТЕРАПЕВТ: Что в тебе укрепляет и поддерживает этого современного педагога?
КЛИЕНТ: Когда я вижу отклик у детей. Я бываю на разных уроках и периодически наблюдаю, что дети не включаются в общение с другими учителями. Когда они видят другую позицию, они легче отвечают на вопросы и вообще не боятся отвечать. Они тоже откликаются.
ТЕРАПЕВТ: Что станет для тебя возможным, когда этого современного педагога станет больше?
КЛИЕНТ: Мне сложно сказать.
ТЕРАПЕВТ: Что не может обычный педагог? У него как будто бы нет чего-то, что есть у современного педагога, что делает его образ для тебя сильно привлекательней?
КЛИЕНТ: Мне кажется, легкость общения, большая честность, откровенность с детьми. Педагогическая позиция в соединении с психологической меня именно этим и напрягает, что она накладывает довесок. Открытая позиция позволяет добиться легкости общения.
ТЕРАПЕВТ: Скажи, что может помочь тебе чуть больше проявить этого современного педагога?
КЛИЕНТ: Не уверена, но у меня есть два момента, которые пока плохо опробованы. Наверное, это какой-то тренинг для педагогов, а второе - больше контакт с родителями, потому что они ждут этого. Я периодически раньше делала разные тренинги, дискурсы – именно активные формы. Для меня другой вариант педагога – это про активность и больше движухи.
ТЕРАПЕВТ: Что нужно решить для себя, чтобы начать двигаться в эту сторону?
КЛИЕНТ: Думаю, что мне проще начать с родителей.
ТЕРАПЕВТ: Мне кажется, мы можем поставить здесь точку. Я бы еще мог уплотнить эту историю, но, думаю, ты тоже можешь подумать и сделать это сама. Спасибо большое!
КЛИЕНТ: Привет, подходит.
ТЕРАПЕВТ: Что за история тебя привела сюда?
КЛИЕНТ: История произошла со мной сегодня, но я периодически сталкиваюсь с ней. Я работаю в школе. Сегодня у меня была профориентация, с которой у меня засада, хотя я стараюсь рассказывать интересно, даю тесты, подкрепляю все историями. Но детям все равно сложно слушать. Понимаю, что в 7 классе они совсем еще не думают про профессию. Их трудно собрать, и меня жутко это бесит. Я тусуюсь между своих ролей, потому что я как бы и педагог, и психолог. Коллеги мне навязывают идею о том, что я должна на детей кричать, потому что они так привыкли. Я могу повысить голос, громко сказать: «Хлопните в ладоши», чтобы привлечь внимание, но это не крик. Я использую все техники, которые знаю, но периодически сталкиваюсь с тем, что дети и правда только крик понимают, а я категорически не хочу так делать.
ТЕРАПЕВТ: Я услышал, что у тебя уже были случаи помогающего общения, когда тебе пытались помочь коллеги, но как будто бы эта помощь не сработала. Как ты думаешь, почему советы коллег тебе не помогают?
КЛИЕНТ: Мне нравится психологическая часть работы в школе, но реально не нравится педагогическая. Меня жутко возмущает приставка «педагог» в названии моей должности, потому что она как будто меня обязывает вести себя так, как учителя. Мне это не близко, я не хочу себя так вести. Кроме того, вокруг каждой должности есть ожидания - от должности педагога ждут дисциплину, а от должности психолога то, что он не будет действовать таким же способом, как педагог. Я не ставлю отметки.
ТЕРАПЕВТ: Правильно ли я понимаю, что люди пытались помочь тебе как педагогу, а тебе не очень хочется этого?
КЛИЕНТ: Да, я им прямо честно об этом говорю, что я не очень себя педагогом считаю.
ТЕРАПЕВТ: Мне сейчас не стоит помогать тебе как педагогу?
КЛИЕНТ: Нет.
ТЕРАПЕВТ: А бывали ли какие-то эпизоды в этой истории, когда какое-то общение было в нужную сторону, прямо: «Здорово, продолжайте, мне помогает!»
КЛИЕНТ: Наверное, не было.
ТЕРАПЕВТ: Хорошо. Если мне не нужно сейчас помогать тебе в педагогической роли, то какой твоей надежде я должен оказать поддержку?
КЛИЕНТ: Например, я профориентацию воспринимаю не совсем как урок. Для меня это все равно форма интерактива – семинара или разговора. При этом мне кажется, что у детей все немножко сложнее устроено, чем у взрослых. Им трудно себя контролировать, и их много. На самом деле мне нравится, как проходят даже очень шумные уроки, потому что я вижу, что дети заинтересованы, они спрашивают, кричат с места периодически. Но мне не всегда удается это нормально регламентировать, потому что у меня есть минимальный набор техник, чтобы их остановить, переключить, и я понимаю, что несколько раз одно и то же работать не будет. Мне просто не хватает запаса этих уловок.
ТЕРАПЕВТ: Почему, когда ты говоришь о том, что это шумно, то начинаешь улыбаться?
КЛИЕНТ: Это мое представление, какими должны быть уроки.
ТЕРАПЕВТ: А какими они должны быть?
КЛИЕНТ: Они должны быть тихими - я слышу это на планерках с учителями, где нам все время рассказывают, что мы должны следить за дисциплиной. Я всегда в ужасе сижу и не понимаю, это относится ко мне или нет, потому что есть приставочка «педагог». Я тоже должна делать детям замечания, что они бегают и шумят?
ТЕРАПЕВТ: А кем ты себя чувствуешь, когда урок такой, каким он должен быть, когда он веселый, шумный?
КЛИЕНТ: На самом деле я так тоже могу чувствовать себя педагогом, но другим – современным. Мне нормально в такой позиции, больше контакта и меньше скованности.
ТЕРАПЕВТ: Если мы двинемся немножко в сторону, чтобы у тебя было больше возможности побыть таким современным педагогом, будет ли это хорошим направлением?
КЛИЕНТ: Да. У меня только есть тревога про то, как это воспримут коллеги. Я не всегда одна веду уроки. Иногда к нам приходят другие учителя. Когда я одна, я веду уроки так, как мне хочется, и мне комфортно. Если при этом есть кто-то, я сомневаюсь, что мой стиль подходит.
ТЕРАПЕВТ: Я могу сейчас тебя порасспрашивать о том, когда получается быть современным педагогом, или о чем было изменение тона голоса, когда ты сказала, что не всегда одна на уроках? Там как будто бы слышалось что-то… не очень приятное.
КЛИЕНТ: Изменение тона было про границы, которые очень сложно держать, и я их держу, насколько могу. Мне кажется, это не в ту сторону.
ТЕРАПЕВТ: То есть твоему современному педагогу не нужно как будто бы границы держать?
КЛИЕНТ: Нет.
ТЕРАПЕВТ: Тогда о чем мне тебя поспрашивать?
КЛИЕНТ: Про другую позицию.
ТЕРАПЕВТ: Расскажи мне тогда об этом современном педагоге – откуда ты вообще о нем узнала?
КЛИЕНТ: Я не знаю.
ТЕРАПЕВТ: Но это представление как-то появилось у тебя?
КЛИЕНТ: Мне кажется, из каких-то фильмов, но конкретно не могу сказать. Это про небольшую разницу в возрасте, про понимание и контакт, про посмеяться и поиграть вместе. Плюс разница в позициях учителя и ребенка не такая, как у традиционных преподавателей, где есть директивность, ученик по определению ниже, должен подчиняться и пр. Больше значимость общения, взаимодействия, но при этом есть взаимное уважение, в обе стороны.
ТЕРАПЕВТ: Что в тебе укрепляет и поддерживает этого современного педагога?
КЛИЕНТ: Когда я вижу отклик у детей. Я бываю на разных уроках и периодически наблюдаю, что дети не включаются в общение с другими учителями. Когда они видят другую позицию, они легче отвечают на вопросы и вообще не боятся отвечать. Они тоже откликаются.
ТЕРАПЕВТ: Что станет для тебя возможным, когда этого современного педагога станет больше?
КЛИЕНТ: Мне сложно сказать.
ТЕРАПЕВТ: Что не может обычный педагог? У него как будто бы нет чего-то, что есть у современного педагога, что делает его образ для тебя сильно привлекательней?
КЛИЕНТ: Мне кажется, легкость общения, большая честность, откровенность с детьми. Педагогическая позиция в соединении с психологической меня именно этим и напрягает, что она накладывает довесок. Открытая позиция позволяет добиться легкости общения.
ТЕРАПЕВТ: Скажи, что может помочь тебе чуть больше проявить этого современного педагога?
КЛИЕНТ: Не уверена, но у меня есть два момента, которые пока плохо опробованы. Наверное, это какой-то тренинг для педагогов, а второе - больше контакт с родителями, потому что они ждут этого. Я периодически раньше делала разные тренинги, дискурсы – именно активные формы. Для меня другой вариант педагога – это про активность и больше движухи.
ТЕРАПЕВТ: Что нужно решить для себя, чтобы начать двигаться в эту сторону?
КЛИЕНТ: Думаю, что мне проще начать с родителей.
ТЕРАПЕВТ: Мне кажется, мы можем поставить здесь точку. Я бы еще мог уплотнить эту историю, но, думаю, ты тоже можешь подумать и сделать это сама. Спасибо большое!
В этой сессии я старался придерживаться идеи, что человек - сам эксперт в том, что может ему помочь, а терапевт просто помогает ему двигаться в выбранном направлении.
ОБСУЖДЕНИЕ
- Участник: Как эта сессия соотносится с тем, что ты несколько раз настойчиво повторял: миф и внимание к изменениям?
- Я буду задавать вопросы, которые, я надеюсь, помогут вам посмотреть на вещи не так, как вы смотрите обычно. Возможно, это позволит вам увидеть решение, которое для вас может быть в других ситуациях невидимым.
Другими словами, я даю человеку понять, что я не буду давать советы, а он будет думать и искать решение.
- Участник: Интересно, что ты несколько раз рассказывал о том, как ТЫ выстраиваешь миф. А как же насчет позиции, когда мы работаем с тем, что человек принес? Есть ли у тебя опыт, когда ты выяснял миф собеседника и в этом мифе работал? И вообще нужно ли это?
Сейчас вы могли видеть, как я выяснял миф Лены о помощи, которая не работает, например. А потом спрашивал у нее о том, какая помощь работает. Прикольно, что когда выясняешь у человека, какая помощь работает, он ее себе сам и оказывает.
- Участник: Как часто ты используешь этот прием?
Кстати, когда мне клиенты начали говорить, что им не хочется, чтобы интонация была нейтральной все время, я подумал, почему бы и нет? Мне самому нравится быть артистичным. Клиент хочет, чтобы я говорил эмоционально – пожалуйста. Ему помогает, когда происходит какой-то экшн, он это запоминает, ему весело, интересно. Мне тоже весело и интересно!
- Лена: Изнутри мне очень понравились моменты с вниманием на значимые штучки, в которые можно реально идти. То есть обращение внимания на изменение интонации, положения и т.д. Но про миф я все-таки не поняла и на сессии не заметила, чтобы у нас была работа с мифом.
- Участник: Ты как-то обсуждаешь это с клиентом?
- Участник: Ты спрашиваешь про ожидания от терапии - что клиент в итоге хочет получить?
- Участник: Правильно я понимаю, что историю хорошей терапии ты делаешь на первичной сессии? Сколько ты этому времени уделяешь?
В структуралистских подходах я слышал простую метафору про то, что есть здоровая и нездоровая части личности, и мы должны помогать здоровой. Я не говорю, что какая-то часть больна и ее нужно отрезать. Но есть какая-то история, которая привела человека к помощи терапевта. В ней действительно содержится надежда, и история про хорошую терапию помогает ее поддерживать.
- Участник: Чем история хорошей терапии категорически отличается от того, что вообще существует?
- Участник: Если я правильно понимаю, это все-таки особый фокус внимания, который может присутствовать в любой сессии. Но если я хорошо услышала, часто это задача первой сессии - мы говорим с человеком о том, что в первую очередь ему необходимо для того, чтобы терапия была хорошей. Это разговор не про то, что человека привело к проблеме, а про то, что и как мы будем делать, чтобы работа была эффективной.
- Участник: Правильно ли я понял, что данная форма абсолютно не предполагает интервенцию. Получается такой сироп, в котором мы можем плавать: «Хорошо ли тебе, дорогой?» - «Да, мне хорошо!» и никакой интервенции и ударной дозы катарсиса, чтобы вывести человека из привычного русла и увидеть проблемы по-другому. Ведь в этом может быть какой-то инсайт, который будет некомфортен, и человек скажет: «О, а мы про это не договаривались! Нет, мы так не играем!»
- Олеся: А мы так не играем! В нарративной практике так не играют – это правда. У нас нет интервенции как таковой. Возможно, это прикольно, но не присутствует в намерении нарративного терапевта вообще.
- Участник: Я неофит в нарративе, только Уайта читал, и то не всего. Но, например, мы разбираем историю – не предпочитаемую, а действительную, реальную, где нужно найти точку входа. В любой реальной истории есть очень много неприятных моментов, и пока не затормозишь внимание, не найдешь точку входа.
Но эту концептуализацию создает сам человек, и мне не важно, чтобы она была «истинной» концептуализацией. Мне важно, чтобы он в нее поверил и сказал: «Вау! Мы сделали правильную концептуализацию, и теперь моя проблема может быть решена!»
- Участник: А если клиент не хочет смотреть на ситуацию по-другому?
- Участник: Хотел молчать, но не могу. Есть извечная проблема, что входной билет – декларированный запрос - очень часто меняется в ходе терапии до абсолютно другого. Поэтому входной билет, который вы оцениваете (мой, не мой) может быть просто дежурным. Человек считает, что все нормальные люди с этой проблемой должны ее проработать, а потом выясняется, что проблема совершенно другая. Вы вычеркиваете человека как клиента: «Нет, я с этим не работаю», а на самом деле он просто не понимает, почему ему плохо. Он пришел и сказал то, что прочитал в популярной статье. Но нужно сделать сколько-то шагов, чтобы почувствовать, что на самом деле у него болит.
- Участник: Если клиент просто в депрессии, у него нет сил, он не может хотеть сейчас никаких изменений, просто хочет, например, посидеть с кем-то рядом – не отправлять же его сразу? Но если ему просто не подходит этот терапевт, лучше сразу это обозначить, чтобы он не тратил свои деньги и время. Возможно, этот терапевт подходящий, но только когда человек будет готов к изменениям, то есть не сейчас. Ему нужно пройти этот этап.
- Олеся: Мы довольно много говорим про твой миф и твои предпочтения. Ты – хозяин-барин. Получается, что терапия - заведомо не равный процесс. Это пространство, в котором терапевт – хозяин. В какой-то момент он говорит: «Посоветую-ка я вам кого-нибудь другого». И сколько бы он не был доброжелателен в этот момент (уверена, что у него благие намерения), это все равно ставит в неравную позицию, с одной стороны. С другой стороны, это влияет на изменения, но изменения надежд клиента и его представлений о терапии.
Но даже если человек все-таки идет к другому терапевту, у него настрой уже заведомо такой – а ты меня не отправишь? Это только те истории, которые я могу проследить, понимаю, что не все знаю.
Процитирую клиентку, с которой я периодически работаю и у которой есть опыт работы со многими терапевтами.
- У меня есть проблема, с которой меня много, кто гнал.
- В смысле?!
- Ну, хотят, чтобы я очень быстро с ней работала, а я не хочу. Это приводит к тому, что я вылетаю из терапии.
Мне кажется, что все терапевты хотят, чтобы терапия была хорошей, и образ хорошей терапии выглядит так: человек приходит, мы помогаем, он рад изменениям, которые с ним происходят – все счастливы. Но помимо нашего предпочитаемого образа хорошей терапии есть представления клиента. Огромное количество людей, которые обращаются за терапией, вообще не имеют представления о том, как это выглядит. У них свой вариант терапии.
Один мой клиент рассказал мне про нашу общую знакомую, которая до этого ко мне обращалась, и я ее перенаправила: «Знаете, она в итоге приняла решение, что если у нее раз не получилось договориться с терапевтом, второй не получилось, третий тоже что-то не срослось, что терапия – это, похоже, не для нее». Но такое решение ведь вообще не связано терапией. Оно связано с организационными особенностями терапевтов, с которыми она общалась, а вывод сделан о терапии.
Я вот и думаю – насколько мы здесь можем опираться исключительно на свои представления о хорошей терапии?
Данила: Было бы интересно записать работу с человеком «с улицы». Я согласен, что есть дисбалансы. Терапия обладает привилегией рассказывать о том, что такое терапия, потому что терапия – это терапия, а терапевт имеет право рассказывать, что такое терапевт, потому что терапевт – это терапевт. Так и люди имеют право рассказывать, кто они такие. Но рассказывать мне, кто я такой, они права не имеют. Если наши представления о самих себе таковы, что не могут совпасть в одной истории. Эта истории не будет написана. У меня достаточно гибкая идентичность, но у этой гибкости тоже есть свои пределы, за которые я не готов заходить.
- Участник: Я слышу, что в начале или в процессе первой сессии терапевт рассказывает клиенту о том, чем закончится терапия, то есть результат терапии в этой схеме вынесен за ее пределы. У меня есть свое упование, что терапия и есть сам процесс терапии. Если говорить об изменениях по итогу терапии, это, скорее, про заключение психотерапевтического контракта. Но это не про то, что здесь и теперь происходит в контакте нечто, что является целительным.
- Участник: Я психолог-профконсультант, и когда пытаюсь в свою работу интегрировать нарративную практику, замечаю для себя, что все, что я делаю – это разделяю историю. Да, конечно, мы можем помочь клиенту вырулить на предпочитаемую историю и т.д. Но прежде всего я свидетель. Если человек приходит для того, чтобы быть услышанным или принятым – такой запрос тоже возможен.
- Участник: Для меня в первую очередь важно, что такое история хорошей терапии для человека. Мы же в основном говорим про миф терапевта. Это меня и смущает.
Я ввожу всего один термин - изменения. Вот и почти вся трансляция мифа. Нарративная практика привносит намного больше. Даже когда мы спрашиваем о ценностях – люди часто не думают про свои ценности – мы все равно какие-то понятия вводим. Пусть мы стараемся сделать эти понятия максимально абстрактными, чтобы люди могли их наполнить своим содержанием целиком и полностью, все равно мы этим влияем. Вопрос – насколько? Конечно же, при выяснении того, какая терапия хороша для человека (я же не могу говорить за него, я говорю за себя), понимаю, что я соавтор, и на меня влияет все то, во что я верю.
- Участник: Мне, как терапевту, хочется, чтобы была хорошая терапия, и точно интересно про свой миф подумать. Раз уж мы говорим, что мы его предъявляем и с этого начинаем, то неплохо бы каждому определить, какой у меня миф? Есть ли у тебя хороший вопрос, чтобы это можно было сформулировать.
- Участник: Но ведь тебе не понадобилось 3 месяца, чтобы найти слово «изменения». Как ты его нашел?
- Что, 100 000 всего за один удар молотком?
- Нет удар молотком стоит 1 доллар, а 99 999 за то, что я знаю, куда и как.
На самом деле мы все не можем без мифа – это правда. Вопрос в том, что он может быть неосознанным, а может быть стройным, понятным и прозрачным для других людей.
- Участник: Может быть, это то, как мы представляемся и что говорим вначале. Даня явно произнес слова, которые он отработанно говорит в начале работы. У меня есть впечатление, что довольно много смысла бывает в простых действиях, которые мы специальным образом не осмысляем, но если их обдумать, то, может быть, и понимание придет. Можно начать с того, что мы говорим точно, когда встречаемся с человеком.
- Участник: Очень часто говорю одну фразу, причем не только на первой встрече. Когда человек говорит, что хочет что-то проработать, а я потом я чувствую, что он начинает стрематься: «Блин, мне какие-то решения придется принимать!», я говорю, что мне не важно, примет он решение или нет. Обычно это снимает барьер, людям становится спокойнее, и после этого они идут и что-то делают. Как будто я даю разрешение подумать, не обязательно прямо сейчас действовать.
- Участник: Если человек вообще никогда не сталкивался с терапией, и я вижу, что он переживает, я говорю ему, что мы будем разговаривать о том, что ему подходит и я не буду спрашивать его о том, что не подходит. Многие потом меня благодарят, что я не давала советов, но дала рекомендацию: «Если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь сказать, что тебе так не подходит». Эти магические слова могут пригодиться не только на сессии, но и в жизни. Бывает, что нет шансов защититься, кроме как предъявить «Мне так не подходит!»
На самом деле люди субъективно воспринимают информацию. Когда вы узнаете, что люди от вас слышат, будете хохотать. Иногда мне говорят: «Вы мне сказали…» - «Стоп, я этого не произносила, я просто не могла так сказать!».
Я успокоила девочку и сказала, что мы так делать точно не будем. Я поняла, что речь шла о сепарации. Мы проговорили про внутреннюю пустоту, как обычно бывает - здесь дыра и надо за кого-то держаться, потому что невозможно жить с этой пустотой. Я сказала, что у меня есть фантазия по поводу того, почему ей предложили это сделать – хочет ли она это послушать? Девочка согласилась. Может быть, мне хотелось реабилитировать психологическое братство! Я объяснила, что, возможно, тот психолог просто очень сильно хотел помочь и форсировал события, предложив таким образом отделить дочь от матери.
Многим своим клиентам говорю – пока нет собственных ног, пока ты не можешь ходить, я не выбью у тебя костыли. Это я точно не буду девать!
На своих сессиях я использую шкалирование. На вопрос, почему человек поставил 95%, что такое не случилось, что 5% недобрали, я несколько раз слышала: «Вы меня не дожали, когда нужно было дожать» или «Вы меня щадите – вы меня не щадите! Ломайте меня, ломайте!».
Но я знаю, что такое механизм защиты, и я это вижу. Я тогда объясняю, что человек может предложить походить, потоптаться на больном месте, но я не буду его проламывать – это моя позиция. Я видела один раз, как это делал психолог. Я ее тогда спросила, зачем она это делает, ведь было видно, что человек из последних сил защищался.
В общем, то, что я могу дать, я даю, а про то, что я не способна проламывать, сразу заявляю.
- Участник: Ты явно готова дать в руки человеку возможность защищаться. Причем даже дав ему в руки способ защиты (фраза «мне это не подходит»), не готова нападать и проламывать. Не знаю, можно ли это назвать мифом, но для меня это образ очень отличающегося психолога. Мне кажется, это нас сильно всех различает. Даже если мы все напишем дружно, что мы нарративные практики, мы не становимся одинаковыми. Мифы очень разные.
- Участник: Чтобы понять, как себя позиционировать, я сохраняла много скриншотов того, что именно нарративные практики, в основном начинающие, пишут о себе в сети – все как будто под копирку. В то же время чувствуется, что люди свою личность немного прячут под общим мифом. На самом деле каждый терапевт уникален. Сейчас поняла, что нет смысла это коллекционировать, если все одинаковое.
- Участник: Когда я услышала фразу «Мне это не подходит», мне вспомнилась еще одна фраза, которая мне очень нравится, и клиенты мне ее возвращают: «Это нормально». Она потрясающе целительная: «Это нормально, что ты чувствуешь тут тревогу» или «Это нормально, что ты радуешься».
- Участник: Я пока не практикуюсь, но вижу, что есть очень много страха про «нормальность». Даже когда по учебе собираю статистику, прошу что-нибудь оценить, вообще даже не связанное с терапией, даже не помню, был ли кто-то, кто бы не спрашивал: «Я нормальный? Это нормально? Это не выходит за рамки нормы?» Это огромный миф – все хотят знать, нормальны ли они.
- Участник: Была клиническим психологом и, вкусив нарратива, заменила слово «нормальный» на «естественный»:
- В вашей ситуации плакать – это естественно. Если бы вы не плакали, возможно, вас разорвало бы изнутри как хомячка. Меня бы точно разорвало! Если кто-то не может обходится с вашими слезами, может быть, это его незадача.
Я раньше тоже употребляла слово «нормально», но нет ничего в патологии, чего бы не было в норме.
- Участник: Меня еще преследует слово «правильно», особенно с родителями – это просто караул! Непреодолимая стена с этой «правильностью».
История хорошей терапии:
ПРАКТИКА. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ПОДВОДНЫХ КАМНЕЙ
ПРАКТИКА. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ПОДВОДНЫХ КАМНЕЙ
Мы накидали мифы, которые нас поддерживают в работе, и поделились своими представлениями о том, почему и как работает то, что мы делаем. Но помимо мифов, которые нас поддерживают, есть мифы, которые мешают – причем не только у нас, но и у наших клиентов, и вообще в обществе.
На встрече участники поделились идеями, мешающими выстраивать историю хорошей терапии, которые звучат в социуме, а иногда даже от наших клиентов. После этого участники потренировались в деконструкции этих препятствующих мифов.
На встрече участники поделились идеями, мешающими выстраивать историю хорошей терапии, которые звучат в социуме, а иногда даже от наших клиентов. После этого участники потренировались в деконструкции этих препятствующих мифов.
Деконструкция
Способ исследования идеи, который выявляет ограниченность ее способности объяснить то, что она объяснить пытается.
Например, я говорю, что это - ковер. Эту идею можно деконструировать следующими вопросами:
- Что такое вообще ковер?
- С чего ты взял, что это вообще ковер?
- Какой опыт стоит за тем, что ты думаешь, что это ковер?
- Ковер на полу – а если он на стене? Квадратный – а если прямоугольный? Из ткани – а если нарисованный? И т.д.
- Кому наконец выгодно, чтобы вы руководствовались идеей, что это ковер? Сейчас, кстати, мне, ведь мне нужен пример для деконструкции))
Так мы деконструируем само понятие ковра, находим ограниченность и ангажированность этого способа его определения. Это часто выявляет новые возможности.
- Что такое вообще ковер?
- С чего ты взял, что это вообще ковер?
- Какой опыт стоит за тем, что ты думаешь, что это ковер?
- Ковер на полу – а если он на стене? Квадратный – а если прямоугольный? Из ткани – а если нарисованный? И т.д.
- Кому наконец выгодно, чтобы вы руководствовались идеей, что это ковер? Сейчас, кстати, мне, ведь мне нужен пример для деконструкции))
Так мы деконструируем само понятие ковра, находим ограниченность и ангажированность этого способа его определения. Это часто выявляет новые возможности.
Есть классные метафоры: деконструкция - это ровно про то, как сороконожку разучить ходить, или как научиться правильно дышать – как только начинаешь об этом задумываться, сразу дыхание сбивается.
Если идея дает определенное ограничение, которое мешает человеку предпочитаемо осуществлять то, что ему хочется, мы начинаем задавать деконструирующие вопросы. Когда эта идея изменится так, что станет полезным знанием, а не просто информацией, которая ультимативно претендует на истинность, тогда можно считать деконструкцию законченной.
В процессе деконструкции часто есть главный вопрос, который помогает поставить идею сильно под сомнение, на который можно опереться. Он наконец прошибает уязвимость этой идеи – все вопросы как вопросы, а этот мощный.
Если идея дает определенное ограничение, которое мешает человеку предпочитаемо осуществлять то, что ему хочется, мы начинаем задавать деконструирующие вопросы. Когда эта идея изменится так, что станет полезным знанием, а не просто информацией, которая ультимативно претендует на истинность, тогда можно считать деконструкцию законченной.
В процессе деконструкции часто есть главный вопрос, который помогает поставить идею сильно под сомнение, на который можно опереться. Он наконец прошибает уязвимость этой идеи – все вопросы как вопросы, а этот мощный.
В заключении нашей встречи я предложил попробовать задать вопрос, который может сразу распылить, деконструировать, разложить на атомы мифы, мешающие истории хорошей терапии, чтобы потом пересобрать их во что-то другое.
Какие идеи мешают хорошей терапии быть хорошей терапией?
Деконструирующие
вопросы:
вопросы:
- Терапия – это профанация, фикция, шарлатанство, ненаучно.
Для того, чтобы у тебя вскипела вода в чайнике, тебе нужно знать устройство чайника?
Тебе нужен кипяток или знание, за счет чего вода закипела?
Тебе нужен кипяток или знание, за счет чего вода закипела?
- Человек должен справляться сам.
Когда зуб болит, ты идешь к врачу или сам себе зуб выдираешь?
Знаешь ли случаи, когда справиться с чем-то было лучше в команде?
Знаешь ли случаи, когда справиться с чем-то было лучше в команде?
- Терапия – это всегда очень больно.
Всегда ли получение результата связано с болью?
Бывало ли так, что ты получал результат, но тебе не было при этом больно?
Бывало ли так, что ты получал результат, но тебе не было при этом больно?
- Все должно легко и сразу получаться.
Бывали ли случаи, когда что-то получилось не с первого раза?
Не сразу же ребенок рождается?
Не сразу же ребенок рождается?
- Терапия должна быть приятной.
Назови, что именно должно быть приятно?
На что должен быть похож процесс терапии, чтобы тебе было приятно?
На что должен быть похож процесс терапии, чтобы тебе было приятно?
- Мне должно быть лучше после терапии.
Когда именно?
- Участница:Если человек сказал бы, что хочет увидеть результат сегодня сразу после сессии, я бы спросила, что конкретно, и предложила бы описать это. Мне кажется, очень часто работа – это само сбывающееся пророчество. Но если мы не расспросили, оно не сработает. Когда я слышу что-то, что вызывает мои сомнения, я могу спросить – правда вы верите в то, что мы закончим, а за дверью вас будет поджидать тот самый принц на коне? И начинаю расспрашивать. Ведь эти надежды всегда чем-то подпитываются, и мне кажется, это увеличивает шансы на успех терапии. Потом можно спросить – ну что, цветы подарил? Может быть, цветы и не подарил, но человек сам их купил – цветы есть!