Нарративная мастерская
 

Мои любимые вопросы

Джилл Фридман

(расшифровка аудио, записанного Эстер Бенц)


Original paper: Freedman, J. (2011). My favourite questions. International Journal of Narrative Therapy and Community Work, (4), 3–8.

https://doi.org/10.4320/ZUSE9222

Об авторе:
Джилл Фридман — содиректор Эванстонского центра семейной терапии и обучения нарративной терапии в Чикаго. В соавторстве с Джином Комбсом она написала 3 книги и множество статей. Она ведёт частную практику, консультирует агентства и занимается международной педагогической деятельностью.

Связаться с Джилл можно через Эванстонский центр семейной терапии: www.narrativetherapychicago.com или через e-mail eftcat@narrativechicago.com

Джилл Фридман
содиректор Эванстонского центра семейной терапии и обучения нарративной терапии в Чикаго

Аннотация

Эта статья, появившаяся из пленарного выступления на 10-й Международной конференции нарративной терапии в Сальвадоре (Бразилия), предлагает три группы вопросов, которые автор назвала «любимыми» в своей работе. Две из них принадлежат к вопросам, которые терапевты могут задавать клиентам: первая даёт людям возможность связать свою жизнь с жизнями других, вторая — организовать жизненные эпизоды в нарративы. В последнюю группу попал вопрос, который терапевты могут задавать сами себе в поисках пути расспрашивания клиентов, настраивающего на вовлечённое перепроживание опыта.



Ключевые слова: вопросы, связывание жизней через общие цели, поворотные точки, обнаружение и связывание вместе жизненных эпизодов, предпочитаемые направления в жизни, значимость вовлечённого перепроживания

Введение


Я получила большое удовольствие, размышляя о своих любимых вопросах. Чем больше я думала, тем больше вопросов приходило в голову, и было сложно решить, какие из них стоит подсветить. Мне стали вспоминаться приятные беседы, в которых людям удавалось новым образом рассказать свои истории и заметить что-то, что до этого оставалось в тени. Часто вопрос любим благодаря тому, что он, будучи задан в партнерских отношениях в конкретный момент, даёт возможность появиться чему-то новому. Такие вопросы или помогают вспомнить жизненные эпизоды, имеющие смысл для человека, или — что даже лучше — создать новый опыт, как-то связанный с прошлым и при этом содержащий в себе что-то ещё: новую точку зрения, новые связи с чем-то ещё в жизни человека, возможность посмотреть глубже и обнаружить новые смыслы. Об этих вопросах сложно говорить за пределами конкретных ситуаций, в которых они появились. И если рассматривать их вне контекста, сами по себе, эти вопросы кажутся довольно обычными. Поэтому, спустя несколько дней анализа разговоров, развернувшихся в непредвиденных направлениях в связи с появлявшимися в определённые моменты вопросами, я решила, что для описания «любимых» вопросов выберу другой подход. Вместо того, чтобы фокусироваться на вопросах в ответ на конкретный момент в конкретном разговоре, я начну с тех, что звучат от меня наиболее часто. Со старых друзей, служащих мне опорой в поиске пути.
Я начну с истории. В прошлом месяце, на нашей годичной программе, мы проводили интервью по принципу «старт — стоп». Я пригласила одного из участников занять место кого-то из людей, с которыми он работал. Отозвался Джош: он исполнял роль своего 27летнего клиента Зака. Я часто делала паузу, чтобы дать группе возможность предложить вопросы. Один из них прозвучал в ответ на историю, которую рассказал Джош в своей роли Зака. Она касалась FireHouse – программы, в которую он стал ходить после уроков в шестом классе; тогда он как раз сменил школу для детей с особенностями развития на государственную и чувствовал себя там чужаком. По его словам, FireHouse спасла его жизнь. В этой истории постоянно присутствовал Дон — управляющий FireHouse: он оказывал Заку поддержку, подбадривал его и давал ему принятие и чувство принадлежности, тогда как всё остальное время своей жизни мальчик ощущал себя изгоем. Мы задали Заку — в роли которого выступал Джош — вопросы из первой группы, о которой я хотела бы здесь рассказать: «Знает ли Дон о том влиянии, которое он оказал на твою жизнь?» Зак сказал, что нет. И тогда мы спросили: «Как думаешь, каково бы ему было узнать об этом?»
Зак был озадачен этим вопросом. Джош забрал свой опыт пребывания в его роли и некоторые наши вопросы на следующую беседу с Заком. Из предложенных нами он задал следующий: «Знает ли Дон о том влиянии, которое он оказал на твою жизнь?»


Зак не мог ответить на этот вопрос, но его заинтересовал процесс, который ему описал Джош. И Джош обратился к нам: может ли настоящий Зак прийти на нашу программу для интервью? Изначально Зак обратился к Джошу по поводу проблем в учёбе в колледже и за помощью в том, чтобы пройти через развод родителей — по его описанию, он достигал «библейских масштабов». Сейчас Зак хорошо справлялся: он перевёлся в другой колледж и снимал в городе квартиру. Джош подумал, что такая беседа может стать признанием достижений Зака. Мы откликнулись на эту идею, и через несколько дней Джош связался с нами снова, уже с просьбой пригласить на встречу Дона из FireHouse. Зак не видел его много лет. Дон всё ещё работал в FireHouse в соседнем пригородном районе и принял наше приглашение. В процессе беседы Дон выполнял роль свидетеля истории, которую Зак назвал «поворотным моментом» в своей жизни. Мы говорили о многих вещах, в том числе о воспоминаниях Зака о Доне и FireHouse и, особенно, о влиянии, которое Дон оказал на жизнь Зака. Зак сказал: «В каком-то смысле — если не учитывать родителей — впервые в жизни кто-то в меня поверил. Этот человек помог мне стать тем, кем я сейчас являюсь». Он также сказал, что благодаря Дону полюбил педагогику, и если он сможет сделать для кого-то хотя бы половину того, что для него сделал Дон — это будет прекрасно.
«Мы сильнее, чем мы думаем»
Ближе к концу интервью я обратилась за откликом к Дону. Со слезами на глазах он сказал, что это интервью стало важнейшим моментом его карьеры, и он никогда этого не забудет. Дети навещали его, но никто никогда не говорил подробно о том, какое влияние он оказал на их жизни. Именно ради этого он выполнял свою работу. Когда он услышал слова Зака, то впервые ощутил уверенность, что делает действительно то, что надеялся сделать. Перед этим Зак поделился историей о том, как он сидел во дворе колледжа и читал графический роман «Я сражаюсь с великанами» (Kelly & Nimura, 2009) о девушке, пытавшейся справиться с горем от потери отца. В книге оказавшаяся под водой главная героиня Барбара выплыла на поверхность со словами: «Мы сильнее, чем мы думаем». Когда Зак прочитал эти слова, балет «Весна в Апплачских горах» Аарона Копленда, игравший в тот момент у него на iPod, достиг своей кульминации, поднялся ветер и внезапно выглянуло солнце. Всё обрело смысл. Зак увидел, что несмотря на то, что ему была диагностирована ЗПР, он справился. Он сильнее, чем думает. Его родители развелись. Он сильнее, чем думает. Он борется с депрессией, отчислением из колледжа. Он сильнее, чем думает. Слова из графического комикса стали его мантрой. Зак стал перечитывать его раз в несколько недель, и, поскольку он постоянно его кому-то одалживал, то, чтобы всегда иметь под рукой в нужный момент, купил себе сразу 3 копии. В разговоре о значимости для него этой мантры, я спросила: «Как тебе кажется, чем для автора могло бы стать знание о том, какое влияние его работа оказала на твою жизнь?» Позже, когда высказывался Дон, он предложил Заку связаться с автором. «Мне было очень важно узнать о роли, которую я сыграл в твоей жизни, — сказал он. — Думаю, это будет важно и для автора. Только представь: ты хочешь написать книгу, чтобы донести какое-то послание. А потом узнаёшь, что тебе не только удалось это сделать, но эти слова смогли изменить чью-то жизнь».

В этом предложении Дона я услышала свидетельство того, каким важным для него стало признание его участия в жизни Зака (White, 1995). Зак также включил Барбару — героиню, убившую великанов — в свой жизненный клуб. Сказал, что пусть с запозданием, но она к нему присоединится.
«Знает ли человек о том, какое влияние он/она оказал на твою жизнь?»

*влияние

Я люблю вопрос «Знает ли человек о том, какое влияние он/она оказал на твою жизнь?». Он приглашает людей подумать о тех, кто изменил их жизнь, о том, как именно они это сделали и знают ли об этом. Вопрос «как тебе кажется, чем для них могло бы стать знание об этом» приглашает людей подумать о том, что это может быть важно не только для них, но и для других. Это также открывает пространство для возможности связаться со значимыми для них людьми, дать им стать ещё более значимыми. Зак не первый захотел, чтобы эти люди стали частью терапии. На моих сессиях присутствовали супервизоры, учителя и друзья клиентов (Freedman & Combs, 1996). Неважно, приходят ли люди лично или появляются на сессии через разговоры восстановления участия (White, 1997, 2007; Hedtke & Winslade, 2004; Russell & Carey, 2004), эти вопросы приглашают людей связать свои жизни с жизнями других через общие цели. В моей практике это связывание всегда становилось чем-то важным. Эти вопросы дают людям возможность увидеть взаимную направленность отношений, делают зримым вклад людей в жизни друг друга. И, когда нам особенно везёт, вместе со всем этим они оживляют отношения. Всё это оказывает серьёзную поддержку предпочитаемым способам жизни людей.


Зак сказал о том, как ему важно было услышать, что их отношения имели значение и для Дона. Признание взаимной направленности отношений, зашитое в этих вопросах, оказывает мощное антипатологизирующее влияние и помогает нам ощутить совместность.
Вторая группа вопросов, которые я хочу предложить, также присутствовала в обсуждаемом интервью. Это вопросы:
●        Что стало поворотной точкой?
●        Если мы смотрим на это, как на поворот, то от какого направления к какому и что стало этим поворотом?
Подобные вопросы могут помочь людям собрать вместе эпизоды своей жизни и осмыслить их в качестве единого нарратива. Спрашивая, что стало поворотом, мы также можем пригласить людей к осознанию того, что их действия меняют их жизнь. Мы с Заком стали говорить о комиксе «Я сражаюсь с великанами» (Kelly & Nimura, 2009) в ответ на вопрос «Что бы ты назвал поворотным моментом?». Для Зака им стало чтение этого графического романа и осознание, что он преодолел все эти сложные моменты своей жизни именно благодаря тому, что он сильнее, чем думает. Это понимание положило начало огромному шагу вперёд. После того, как чтение и осознание были названы поворотным моментом, я задала Заку второй вопрос из этой группы: «Если мы смотрим на это, как на поворот, то от какого направления к какому и что стало этим поворотом»? Он с лёгкостью ответил, что совершил поворот от человека, прятавшегося от всего, к человеку, который разбирается с проблемами, от замкнутого к проявляющемуся. Проведя эти различения, Зак рассказал о своём первом после долгого перерыва сильном чувстве к женщине. Справившись с нервами, он пригласил её на свидание, и она отказала. Он спросил нас, хотим ли мы знать, что позволяет ему рассказывать эту историю с улыбкой на лице? Оказалось, что причина этого — сам факт того, что он смог её позвать. И мир не перевернулся, а он сам не провалился под землю. Если идти навстречу сложностям, как это сделал Зак, то неминуемо столкнёшься с тем, что что-то получится, а что-то нет. Когда ты прячешься от всего, ты в безопасности, но это скучно. Он сказал, что предпочитает проявляться и что он может справиться с этим, потому что он сильнее, чем думает.
Хочу здесь только уточнить, что то, что Зак вкладывает в слово «сильнее», может быть распаковано. Мы можем спросить о навыках и возможностях, которые он называет «силой», об их истории, как он им научился, кто участвовал в этом обучении и т. д. Но это отдельная история, связанная с другим набором вопросов. Зак обратил внимание на то, что в интервью не звучало ничего нового для него: в разное время он приходил к этим осмыслениям, но они не собирались вместе, в целое. Теперь всё это объединилось в одну траекторию, от которой у него было очень приятное ощущение. Оказалось, что с ним не просто произошли какие-то хорошие вещи, но ему нравилось направление, которое он выбрал в своей жизни.
Такие вопросы, как «что ты назвал бы поворотным моментом? Если мы смотрим на это, как на поворот, то от какого направления к какому и что стало этим поворотом?» делают возможным осознание, пережитое Заком. Они предлагают не рассматривать жизненные эпизоды отдельно друг от друга, но думать о них как о цепочке событий; это позволяет людям увидеть направление, образуемое этой цепочкой.

Может быть, эта идея взгляда на события в более широком контексте особенно привлекательна для меня из-за личного опыта, который я получила, когда была младше Зака. Я была сумасшедшим образом влюблена, впервые в своей жизни, и окончание отношений доставило мне огромную боль. Отец — с ним всегда можно было хорошо поговорить — сказал: «Я понимаю, что ты очень несчастна. Но даже если тебе не нравится то, что сейчас происходит, попробуй посмотреть на свою жизнь в целом: что ты смогла узнать из этих отношений? Как полученный опыт помогает тебе двигаться к твоим целям?» Помню, что, когда он задал эти вопросы, наступила задумчивая тишина, и я смогла увидеть более широкий контекст, который понравился мне гораздо больше.
Это было задолго до нарративной терапии, но мой отец, психолог, помог мне подумать о нарративе моей жизни. Не игнорировать это болезненное время, но увидеть его в свете более глобальных направлений, отвечающих тому, куда я хотела двигаться в своей жизни. В чём-то это похоже на то, как, несмотря на отказ (по словам Зака, девушка его «отшила»), Зак смог обойтись со своим опытом приглашения девушки на свидание.

Вопросы «что бы ты назвал поворотным моментом?» и «Если мы смотрим на это, как на поворот, то от какого направления к какому и что стало этим поворотом?» помогают нам отслеживать и связывать вместе эпизоды. Вопросы о поворотных моментах поддерживают людей в признании смены направления — от непредпочитаемого к предпочитаемому. Мы можем использовать поворотный момент как возможность для людей осознать, что они предпринимают ради себя, и обозначить используемые для этого навыки и умения (White, 2011). Хотя изначально Зак связал поворотный момент с влиянием графического романа, он также упомянул осознание о себе. Он понял, что смог пройти через ряд сложных эпизодов с использованием своих навыков, умений и команды поддержки. Вопросы, в которых мы просим назвать направления, перемещают людей в позицию, из которой им предстоит оценить свои жизненные эпизоды и провести различия между ними. Когда названы два направления, люди могут решать, в какое из них их ведут сделанные выборы. И что раньше осмыслялось как тяжёлый опыт, как отказ пойти на свидание, может стать положительным примером, отвечающим предпочитаемому направлению.

К этому моменту я привела несколько примеров, чем, мне кажется, могут быть полезны эти вопросы. Но любимыми их сделало то, как отвечали на них люди — так, как я никогда бы не могла предсказать.
Ко мне по поводу конфликта обратилась гетеросексуальная пара. Когда один из них что-то делал, второй сразу придавал этому негативный смысл. Казалось, их полностью поглотило желание передать напряжённость каждого конфликта. Поймав мельчайший уникальный эпизод, я спросила о поворотном моменте. Пара стала рассказывать о прошлой неделе, когда Рэйчел упала и повредила запястье. Тони — по его словам — высмеивал её два дня, называл неженкой и призывал терпеть боль. На третий день Рэйчел обратилась ко врачу, который диагностировал перелом. Поворотным моментом для Тони стало понимание, что он ошибался. Для Рэйчел — то, как Тони смотрел ей в глаза, когда просил прощения. Одному направлению они дали название, связанное с превосходством, а другому — с духовностью.
Я люблю эти вопросы, поскольку часто они открывают двери в большие исследовательские пространства. На следующих встречах разговоры о духовности вместо превосходства пригласили на наши беседы другие примеры, другой тон и другое отношение к процессу, чем в наших ранних разговорах, которые иногда строились вокруг того, кто из них съел все шоколадные печенья и оставил только ванильные.

Как бы я не любила эти вопросы, статья была бы неполной, если бы я хотя бы кратко не коснулась вопросов, упомянутых в начале — тех, что появились в конкретный момент и помогли сделать разговор более живым, распаковать сказанное или связать его с чем-то ещё. Помню, как довольно давно смотрела видео Дэвида Эпстона за работой. Он расспрашивал молодого человека; не помню темы беседы, помню только, как молодой человек упомянул, что сказал дедушке что-то важное. Дэвид спросил: «Какое выражение лица было у дедушки, когда ты ему это сказал»? Когда молодой человек описал это выражение, он почувствовал связь с дедушкой, как и Дэвид, как и мы все. Всё замедлилось, и мы могли просто ощутить ценность этих отношений и значимость момента. Демонстрация Дэвида навела меня на мысли об этих маленьких вопросах, которые рождаются в ответ на слова человека и позволяют развернуть их или замедлить процесс, создать пространство, чтобы придать им смысл.
Другой пример относится к моей работе с женщиной, переехавшей из Пуэрто-Рико в Чикаго, чтобы сбежать от отца, проявлявшего по отношению к ней и её матери жестокость. Последствия насилия нашли её и в Чикаго, поэтому она обратилась ко мне за консультацией. Предпочитаемым направлением жизни для Марии было действие вместо бегства. Когда я попросила её рассказать мне о времени в её жизни, которое могло бы проиллюстрировать принцип «действия вместо бегства», Мария рассказала, как ей пришлось отлучиться с работы для обучения, а по возвращении её ждало множество дел. Но она начала говорить с собой и поняла, что может справиться. Я спросила: «На каком языке ты говорила с собой»? Сердечный смех Марии и ответ на вопрос открыли пространство для исследования того, что с собой она говорит на двух языках. Каждый язык приносил с собой свой смысл. Мария говорила о значении скорости и громкости речи, о том, как каждый язык мог по-разному поддерживать определенные аспекты «действия».

Подобные вопросы всегда разные и всегда рождаются из диалога, в которой мы вовлечены. Но для меня они исходят из вопроса, который я задаю себе: «Что ещё я хочу знать, чтобы правда видеть, слышать и чувствовать то, что описывает человек»? Этот вопрос помогает мне концентрироваться на той части опыта человека, которая ещё не была озвучена. Если человек описывает мне что-то так, как он обычно рассказывает это себе и другим, расспрашивание о том, что не рассказано, часто приносит новое осмысление и возможность увидеть ситуацию в новом свете. Чтобы ответить на вопрос, человеку часто приходится более глубоко погрузиться в свой опыт. Он перепроживает его, вместо того, чтобы пересказывать.
Значимость этого перепроживания помогла мне понять одна женщина, с которой я работала много лет назад. Родители Элизабет развелись, когда ей было 11. Довольно скоро после развода отец пригласил её к себе на выходные. Проснувшись утром в субботу, она не нашла отца. После того, как она легла спать предыдущим вечером, он вернулся в дом матери, нанёс своей бывшей жене несколько ударов ножом и оставил её умирать (хотя она выжила), а затем убил себя. Когда Элизабет обратилась ко мне, ей было двадцать с небольшим, и она описывала проблему, как сложности с близостью и доверием. На тот момент я была достаточно начинающим нарративным практиком. В нашей работе Элизабет рассказала множество историй о ситуациях, которые не могли случиться под влиянием недоверия или сложностей с близостью, но почему-то это не оказывало никакого влияния. Не зная, что ещё предпринять, я поделилась с Элизабет своим пониманием нашего процесса и недоумением, что рассказываемые ею истории как будто ничего не значат. «О, — ответила она. Это просто. Я не вижу там себя». Она могла пересказать происходившие события, но по ощущениям они словно происходили с кем-то другим. Она не погружалась в них.
Последние вопросы появляются благодаря вопросу «Что ещё я хочу знать, чтобы правда видеть, слышать и чувствовать то, что описывает человек?», который я задаю сама себе, и приглашают людей погрузиться в собственный опыт, пережить собственные истории как значимые и принадлежащие им — как истории, способные что-то изменить.

Источники

  • Freedman, J., & Combs, G. (1996). Narrative therapy: The social construction of preferred realities. New York, NY: W. W. Norton
  • Hedtke, L., & Winslade, J. (2004). Re-membering lives: Conversations with the dying and the bereaved. Amityville, NY: Baywood Publishing Company
  • Kelly, J. (author), & Nimura, J. M. K. (illustrator) (2009). I kill giants. Berkely, CA: Image Comics
  • Russell, S., & Carey, M. (2004). Narrative therapy: Responding to your questions. Adelaide, Australia: Dulwich Centre Publications
  • White, M. (1995). Naming Abuse and Breaking From its Effects. In, Re-authoring lives: Interviews and essays
  • (chapter 4). Adelaide, Australia: Dulwich Centre Publications
  • White, M. (1997). Narratives of therapists’ lives. Adelaide, Australia: Dulwich Centre Publications
  • White, M. (2007). Maps of narrative practice. New York, NY: W. W. Norton
  • White, M. (2011). Narrative practice: Continuing the conversations. New York, NY: W. W. Norton
Если понравилась статья, и хочешь поддержать переводчика, жми сюда!